Телохранитель моего мужа

— Сейчас что-нибудь придумаем.

Руки у меня трясутся, не слушаются, но я всё же ползаю на коленях и пытаюсь собрать разбитый телефон. В конце концов, мне удаётся.

Я вытряхиваю всё из сумки на пол. Ищу серебристо-чёрный прямоугольник. В конце концов, он сам сказал, что я могу позвонить в любое время дня и ночи.

— Юджин? — спрашиваю, как только он отвечает. — Помоги мне, пожалуйста. Тут мой покойник-муж объявился. И я его, кажется, убила.

— Кажется или убила? — я так и вижу его кривую ухмылку.

— Ну, в общем разворотила лицо выстрелом в упор. Думаю, не кажется.

А после этого меня накрыло. Жутко. Слёзы, сопли ручьём, но тихо, без вытья. Рядом со мной примостилась Ляля. Прижалась плечом.

— Артём всё рассказал. Я не поверила. Я столько лет тебе завидовала, Кать. Любила его, гада. И страдала.

Она вздыхает судорожно, и я прижимаю её к себе.

— Потом расскажешь. Всё-всё-всё.

Юджин появляется достаточно быстро. Окидывает взглядом квартиру. Кивает своим двум молчаливым шкафам.

— Падаль, — говорит он и брезгливо пинает тело Алексея ногой в дорогой туфле.

61. Артём и Рина

Артём

Сегодня у нас знаменательный день: мы забираем Серёжку из детского дома. Всё случилось очень быстро. Почти как в сказке про мага с волшебной палочкой в руках. Я знал, откуда дует ветер, но мы с Риной предпочитали не говорить на эту тему.

Не говорим мы и о той ночи, когда по-настоящему погиб Марков. Сдох как тварь. Но туда ему и дорога.

Я так и не дошёл тогда. Отключился в машине, и таксист отвёз меня в больницу. Переполошил родных — звонил с моего телефона маме и Мари. Меня госпитализировали, но я всё же порывался бежать.

— Будешь сидеть под охраной! — рассердилась сестра и исполнила свою угрозу.

Под утро я забылся, а когда очнулся, Рина была рядом.

— Кто бы подумал, что в руках хрупкой девушки столько силы, — грустно улыбнулась она.

— Я до сих пор не знаю, чем она меня огрела, — пожаловался, пряча лицо в Рининой ладони.

— Хромированной ножкой от стула. Ляля, знаешь ли, подготовилась. Вдруг ты бы действительно захотел её тронуть?

А дальше… мы просто жили. Радовались. Любили друг друга. Нам хватало всего: света и тепла, счастья и умиротворения.

Ляля от нас ушла. Переехала к деду.

— Я нужна ему, — сказала просто. — А мне нужен он, чтобы вернуться к жизни.

И они прекрасно друг друга дополнили. А ещё Ляля сошлась с моей мамой. Та учит её готовить и хозяйничать. К слову, она больше и не Ляля вовсе, а Эля. Сказала, что выросла из детского прозвища и хочет стать по-настоящему взрослой.

Мы поженились без всяких церемоний. Расписались и посидели в доме деда за семейным столом. Скрипнув зубами, я согласился, чтобы Веточка была нашей свидетельницей. Хорошо хоть Юджина в свидетели не привели. Но он скорее крёстный отец, чем свидетель на свадьбе.

У Рины чуть заметен животик. Похорошела, поправилась, расцвела. Нас часто навещает моя мама. Тянет ладони к её животу. Всё пытается пощупать и мечтает, грезит, когда сможет взять внука или внучку на руки. Но до этого дня ещё ждать и ждать.

— Ну что, пойдём? — протягивает Рина руку мальчишке, что смотрит на неё с обожанием.

— Ты моя мама теперь? — задаёт маленький человечек самый важный вопрос в своей жизни.

— Я твоя мама, — поднимает она глаза и вопросительно смотрит на меня. Я киваю уверенно. Я бы и возмутился даже: мы ведь договаривались! — А это твой папа.

— Мы будем вместе навсегда-навсегда?

— Навсегда, сынок.

И мы идём, взявшись за руки: Рина, Серёжка и я. Наша пока ещё маленькая, но уже настоящая семья.

Рина

Как ни странно, он не снился мне по ночам. Я думала, что буду долго помнить его обезображенное лицо.

— Меня посадят? — спросила растерянно. Юджин лишь пренебрежительно фыркнул и закатил глаза.

— За что, Бабочка? Официально Марков мёртв и похоронен. А это…тело ребятки уберут. Выбрось всё из головы и живи дальше. Тебе рожать ещё, поэтому наплюй и разотри.

Так не получалось, конечно. Уже позже, когда я отошла от всей этой истории, нередко думала, что могла поступить как-то иначе. Жалела ли я о содеянном? Скорее нет, чем да.

Эта история словно перерезала пуповину между мной и Лялей. То есть Элей. Она сама переломила ход истории своей жизни. Какое-то время ухаживала за дедом, а затем ей пришёл вызов из-за границы на пластику лица. Конечно же, не обошлось без Юджина, но я не стала спорить: Элька так радовалась предстоящей поездке и лечению, что сулило ей новое лицо и совершенно другую жизнь.

— Знаешь, — сказала я Артёму, когда до родов осталось совсем немного, — я нередко сравнивала свою жизнь с чёрно-белым кино. Жила в этих двух контрастных цветах. Но если тогда преобладали чёрные цвета и краски, то сейчас я вижу нашу жизнь ослепительно белой с радужными разводами.

— С ванильным небом и розовыми пони, — смеётся он.

— Ну, это уже перебор, — улыбаюсь ему в ответ.

— Я куплю кисти и краски. Буду рисовать портреты и обязательно разукрашу нашу жизнь в разные цвета. Она того достойна. И разноцветье отгонит чёрное от нас подальше. Пусть оформляет документы чёрный цвет, на пенсию ему пора.

Николай Артёмович Стоянов родился в начале августа. Светлые волосы, мутные глазки — не понять, какого цвета. Маленькое чудо поставило всех на уши и заставило плясать вокруг своей персоны личный канкан.

— Такой же нетерпеливый и требовательный, как Тёма в детстве, — прослезилась моя свекровь.

Я его любила всем сердцем. И всё же, и всё же…

Приблизительно через два месяца я положила перед Артёмом конверт.

Что это? — приподнял он бровь с двумя шрамиками. Как я обожала, когда он делал так!

— Генетическая экспертиза. Коля твой сын, Тёма.

— Я и не сомневался, — берёт он меня за руку, — но если тебе так спокойнее, значит ты всё правильно сделала.

Он целует меня в губы, а я замираю. Во мне плещется разноцветное море любви.