Телохранитель Ника. Клетка класса люкс

Еще бы не на поправку! Первыми словами, услышанными от бледной и исхудавшей доченьки бизнесмена после пробуждения, были:

– Меня, что, теперь даже ночью охранять будут? От кошмаров и эротических снов?

– Если понадобится, – отрезала я, борясь с желанием устроить ей маленький душ из только что приготовленного отвара. – Моя прабабка, между прочим, цыганкой была, так что ты поосторожней. Цыганская кровь горячая. Могу от кошмара избавить, а могу и наслать. Судя по твоему поведению.

Допускаю, что, услышав такое высказывание, все преподаватели педагогики в обморок бы попадали, но бессонная ночь не добавила мне выдержки. Поэтому, чтобы не испытывать свое терпение, общаясь с этой девицей, я молча удалилась в свою комнату. Где и заснула без задних ног на роскошном диване.

Не знаю, возымели ли действие мои последние слова или Эля все-таки оценила, что я возилась с ней во время болезни, но дальнейшее наше общение проходило вполне корректно. Правда, пока оно сводилось исключительно к совместному приему пищи в бордово-бронзовой столовой, за ломящимся от деликатесов столом. И поскольку топ-моделью мне не бывать, а лишние два килограмма пойдут «бестелесной нимфе» только на пользу, я уделяла почти все внимание расставленным передо мной блюдам. Почти, но не все.

В промежутках, между салатом и первым, первым и вторым, вторым и десертом я пыталась составить представление о людях, сидевших со мной за одним столом. То есть о Челноковых. К сожалению, о главе семьи и моем нанимателе никакого мнения составить не удавалось. Владимир Андреевич и его верный Санчо Панса Сережа еще ни разу не явились на совместные трапезы, уезжая до завтрака и возвращаясь после ужина. Нет, не хочу быть бизнесменом или его секретарем. Никакой личной жизни! Впрочем, чья бы корова…

Зато с женой главы семейства мы встречались регулярно за завтраком и ужином. Я даже несколько раз подавилась под завистливыми взглядами, которыми она провожала каждый проглоченный мной кусок. Сперва я подумала, что она считает меня «лишним ртом» но, разглядев, чем питается Светлана Семеновна, поняла свою ошибку. Горстка овсяных хлопьев с бескалорийными листьями салата на завтрак и кусок отварной говядины с ложкой зеленого горошка на ужин объяснили мне все. Да ее просто зло берет оттого, что, каждый раз садясь за стол, она вынуждена только глотать слюну ради сохранения девичьей фигуры, а мне даже второе проглоченное пирожное нипочем. Активизировав мыслительные процессы, я поняла причину такого самоистязания. Дело в том, что бывшая продавщица Света Звонарева до дрожи в коленках боялась, что, наедая лишние килограммы, она все меньше и меньше будет интересовать господина Челнокова. Которого все женское население города спит и видит в своих законных мужьях. Ну, можно и в любовниках.

Что касается младшей ветви челноковского клана, то за время этих кратких встреч ничего нового о них я так и не выяснила. Генка входил в столовую с ноутбуком под мышкой. И, одной рукой отправляя в рот нацепленный на вилку кусок запеченного угря, другой умудрялся выстукивать на клавиатуре тему из «Бригады».

Павел Челноков являлся или не являлся к столу в зависимости от своего переменчивого настроения и в основном молчал. Изредка только просил Генку взглянуть, как там дела на футбольных полях нашей необъятной родины, да пугал меня несносным характером своей сестрицы.

Обладательница же несносного характера тоже помалкивала, видимо, ослабнув во время болезни. А если и обращалась ко мне, то достаточно вежливо и немного печально, как человек, вынужденный смириться с неизбежным злом.

Так продолжалось почти неделю, а потом…

– Сегодня мы едем в город – объявила мне Эля, отодвигая от себя тарелку с недоеденным супом. – Доктор сказал: уже можно. А то я совсем с ума сойду. Десять дней тут торчу безвылазно.

– Давно пора, – неожиданно поддержала ее госпожа Челнокова и притворно вздохнула, – а то жиром заплывешь без движения, кто тебя тогда замуж возьмет, бедняжку.

На мой взгляд, чтобы заплыть жиром, Эле понадобилось бы не меньше десяти лет сидеть на одних тортах и вставать из-за стола только для того, чтобы посетить отделанный мрамором санузел. Но, поскольку Светлана Семеновна во время завтрака ни о чем другом думать не могла, ее падчерица даже глазом не моргнула и продолжала развивать свою мысль:

– Сегодня в «Экране» классный фильмец будет. С этим… как его… ну, тебе, Света, нравится… А, вспомнила! С Дени де Вито. Мне он тоже не в лом – прикольный. Квадратненький такой – метр на метр. Как раз твой любимый образ мужчины. До сих пор не пойму, почему ты за фазера вышла? Он же совсем другой.

– Помолчи, Эля, – неожиданно вмешался Павел, почтивший нас нынче своим присутствием, и так зыркнул на сестру, что та сразу сникла. А я, напротив, воспряла и тут же загрузилась вопросом: чего это старшенький мачеху защищает? Да еще какую мачеху – молодую красотку на три года младше него. А если… И почему это язва-Элька, которая даже отцу перечит через раз, после братского замечания скисла, точно неубранное в холодильник молоко?

– Так мы поедем в город? – пришедшая в себя Эля в упор посмотрела на меня.

– Поедем, – со вздохом согласилась я.

Так начался мой первый рабочий день в качестве Элиной телохранительницы.

Честно говоря, я думала, что мы двинем в город сразу же после завтрака. Не тут то было. Эля полдня убила на то, чтобы подобрать себе прикид для первого в этом году выхода «в свет» на исторической родине. И в конце концов остановилась на ослепительно розовых бриджах, усыпанных цветными стразами в самых интересных, я бы даже сказала интимных местах. Розовое безобразие дополнил алый топик, вызывающе обтягивающий то, что у Эли еще не выросло. То есть предполагающуюся грудь.

Глядя на результат полдневной возни с тряпками, я только зубами скрипнула. В конце концов, в мои обязанности не входило выбирать одежду для охраняемого объекта. Но когда Эля подсела к зеркалу, чтобы «сделать себе лицо», и потянулась за ультрамариновыми тенями, я не выдержала:

– Не твой цвет, подруга.

– Серьезно? – протянула маленькая засранка, недрогнувшей рукой нанося на веки продольные полосы. – А если оранжевенького добавить?

Вслед за синими полосами на веках появились оранжевые пятна. Мама дорогая, за что мне такое наказание?!

– И еще черненького…

На этот раз имелись в виду губы.

Я уже собиралась сгрести девицу в охапку и тащить в ванную, чтобы вернуть чертовке нормальный человеческий облик, и вдруг… Рядом с размалеванной мордашкой Эли, выжидательно глядевшей из зеркала, память явила мне собственное лицо тринадцатилетней давности. Ничего так лицо, симпатичное. С губами, выкрашенными белой помадой, на которую ушла чуть не вся стипендия, глазами подведенными синей тушью до самых висков, кирпичным румянцем во всю щеку и лбом, замаскированным редкой сиреневой челкой. Короче, лицо первокурсницы, всерьез полагавшей, что теперь-то весь мир принадлежит ей. Без балды.