Телохранитель поневоле

– Нам придется здесь на некоторое время задержаться. Твой папаша… – Он запнулся, кажется, пытаясь подобрать менее шокирующее нежные девичьи ушки определение, но потом, видимо, махнул на этику рукой и скривился: – Твой папаша – дурной и упрямый Ыирг с длинными ушами! Мы с отцом как-то не ожидали, что ему на тебя окажется наплевать. Рассчитывали, что ради жизни своей дочери он пойдет на уступки. Но сенатору, видимо, все равно где ты, с кем ты, жива или нет.

От услышанного стало холодно и мерзко. Приглушенный шум кафе отступил куда-то на второй план. В душе, как ни банально это звучало, ширилась мерзлая пустота. Неужели то, что Диллон рассказал про отца – правда? И сразу же ответила сама себе на вопрос: да, правда. Потому что, если бы отец относился ко мне иначе, он бы не заключил от моего имени помолвку с тем, от которого меня буквально тошнит. Он бы заботился обо мне и желал бы единственной дочери счастья. А не думал лишь о себе.

– Ну вот, – на мою ладонь, лежащую на столе рядом с полупустой тарелкой, внезапно легла горячая рука Диллона, – ты мне здесь еще разревись. Забыла? Ты сейчас – парень! Крутой перец, а они не плачут по пустякам! – Невольно хмыкнула в ответ на услышанное, на душе стало немножечко легче, а слезы, уже пережимавшие горло, куда-то ушли. – Так-то лучше! Не думай об этом. У меня есть, чем воздействовать на твоего неумного папашу. Правда, я надеялся, что этот козырь можно будет приберечь. Но ничего. Нарою еще что-нибудь. И кстати! – вдруг оживленно воскликнул Диллон. – Чад передавал тебе привет! С ним уже все хорошо. Сутки в клинике, в капсуле, и он как новенький! Рвался сюда, к тебе, но я запретил.

Новости о Чаде затмили боль, причиненную словами об отце, я встрепенулась:

– Почему? Я бы тоже с радостью повидалась с ним!

Серые глаза Диллона иронично прищурились:

– Во-первых, Чад уже один раз наделал глупостей из-за симпатий к тебе. Но самое главное, что брат – бывший военный, десантник. А таких, как он, не жалуют в гетто. Здесь достаточно много криминального элемента, контрабандистов, в общем, естественных врагов десантуры. Незачем привлекать к себе излишнее внимание. Потом пообщаетесь, когда все закончится.

– А ты разве не привлекаешь внимание? – обиженно скривилась я.

Я намекала на мужскую привлекательность Диллона, на то, как деваха-администратор стелилась перед ним. Но получила совершенно иной, ошеломляющий ответ:

– Я – нет. Меня здесь многие знают, – он хитро усмехнулся, щуря серые глаза. – Я же бывший шалопай! В юности больше времени проводил в гетто, чем дома. Это потом, после гибели мамы и братьев, и после травмы отца, о разгульной жизни пришлось забыть и взять ответственность за семью на себя.

Диллон внезапно скис. Видимо, воспоминания и впрямь для него были слишком болезненными. Он судорожным жестом набрал полную ложку рагу со своей тарелки и сунул ее в рот. То ли чтобы перебить вкус воспоминаний, то ли сам себе заткнул рот, вспомнив, с кем разговаривает.

Потянувшись, я, в свою очередь, в утешающем жесте положила ладонь на его кисть:

– Мне очень жаль, что с твоей семьей случилась беда. Я свою маму не помню совершенно и то тоскую о ней. Твою боль не могу даже представить.

Диллон бросил на меня странный, острый взгляд из-подо лба, потом тряхнул головой, отбрасывая назад выбившиеся из хвоста пряди:

– Я не был особо близок с семьей. Мама и отец всегда были заняты новыми проектами и программами. А няньки со мной не справлялись. Но это все неважно. Потому что, как бы там ни было, меня никогда по-настоящему не бросали. И если случались какие-то проблемы, с которыми я не мог справиться сам, то отец или старшие братья всегда помогали. Правда, после этого мне всегда влетало по первое число, – Диллон снова усмехнулся. – Но я всегда знал, за что получал, и не обижался. И старался не доводить дело до вмешательства моей семьи. Чтобы не попало. А сейчас нас с отцом осталось лишь двое. И он горит яростным желанием мести тому, кто в угоду своим амбициям лишил его любимой супруги и сыновей.

Мне показалось, что последняя фраза Диллона прозвучала очень многозначительно. Он намекает на моего отца? Я не знала, как мне реагировать, а потому просто опустила голову вниз, пряча глаза.

– Милена, – вдруг позвал меня он, – ты мало съела. Доедай! Сюда пока мы возвращаться не будем. В средней полосе гетто есть несколько неприметных, но вполне приличных отелей, остановимся там. И там же будем питаться. Но с натуральной едой там туго, поэтому не привередничай! Помнишь концентраты из подземелья? Вот и ешь хорошее, потом будешь питаться одной химией!

Настроение опять скатилось до минусовой отметки, но спорить с Диллоном не хотелось. И я послушно зачерпнула полную ложку уже порядком остывшего рагу. Если бы меня сейчас кто-то спросил, из чего оно приготовлено, я бы не смогла ответить даже под страхом смертной казни. Голова была забита другим. И легче на душе не стало даже тогда, когда Тимми, дежурно улыбаясь и пряча в уголках глаз удивление, поставила передо мной креманку с чем-то воздушным и белым, посыпанным шоколадной крошкой, украшенным парой ягодок сиаллы и крохотным зеленым листочком.

Подняв ошарашенный взгляд от креманки и увидев стоящую перед Диллоном чашку с кофе, удивилась еще больше:

– Это что?

Тот хмыкнул:

– Ешь, сластена. И больше не кисни. Все будет хорошо!

Тимми сочувствующе улыбнулась мне и убежала по своим делам. Диллон пригубил свой кофе и блаженно прищурился. Наверное, напиток был натуральным и достаточно хорошим, чтобы удовлетворить этого сноба.

В креманке оказались сбитые сливки с шоколадной крошкой и ягодами сиаллы. Никогда не любила это сладко-терпкое сочетание. Но проглотив первую ложечку, бездумно набрала вторую. А потом еще и еще. Опомнилась я лишь тогда, когда ложка заскребла по пустому дну креманки.

Расплатившись по счету и оставив Тимми такие чаевые, что девчонка как щенок едва не завиляла хвостом, Диллон ухватил меня за плечо и вывел из кафе на крыльцо, по пути тихо напомнив:

– Лицо. Отойдем подальше от границы, тогда сможешь глазеть по сторонам. Хотя я бы не советовал. А сейчас опусти голову и поправь капюшон.

Он уверенно сбежал по ступенькам и направился в сторону, противоположную той стороне, откуда мы с ним пришли. Глядя на эту уверенность, я рискнула спросить:

– Куда мы сейчас? Будем что-то искать, или ты точно знаешь, куда идти?

– Знаешь, – иронично отозвался мой компаньон. Краем глаза я засекла, как он, усмехнувшись, повернул в мою сторону голову. – Отец моего старого приятеля держит небольшой отель, даже скорее доходный дом. Думаю, там нам будет удобно переж…

Диллон так резко сам себе оборвал на полуслове, что я запнулась и начала поднимать голову, чтобы посмотреть, что произошло. Но уже в следующий миг от сделанной Диллоном подсечки полетела кубарем куда-то в сторону от допотопной дорожки, по которой мы шли. А Диллон сдавленно рыкнул сквозь зубы: