Телохранитель. Мы под запретом

Руками вожу по плечам, собирая трепет по крупицам. Но он и так во мне насквозь прошит, заменяя кожу на выцветшую эмоциями страницу.

Слегка приподнимаясь, я проезжаюсь ноющими складочками по жесткой ткани джинс и выдыхаю резко в рот мужчине от остроты саднящих ощущений. Не болит, но упрямо напоминает о том, как именно я провела ночь.

Возможно, это действует отрезвляюще на него, а может причина в исключительной порядочности, но Женя меня отталкивает, мягко и при этом настойчиво. Так, что я понимаю предельно ясно — сейчас продолжения не будет.

—Нет, — мой телохранитель смотрит на меня пьяным взглядом, лишенным всякой адекватности.

Зато руки упорно удерживают на месте, одна даже целомудренно прикрывает полотенцем то, что давно раскрыто для мужчины.

—Хорошо, Женечка, я просто поцеловала тебя.

—Твои поцелуи простыми назвать точно нельзя, — он криво улыбается и поднимает взгляд с моих бедер на грудь, а затем и на лицо, пронзая поплывшими омутами. Кадык дергается вслед за сказанной фразой.

—И мой папа нас убьет, —нервный смех прорывается наружу, отчего Женя становится хмурым.

—Еще раз. За все отвечать буду только я.

Непоколебимая уверенность в голове срезает на корню все мои юморные мотивы. Спорить даже как-то не хочется, теперь у Жени совершенно другая интонация. В ней напрочь отсутствует теплота и принятие. Теперь ответ настолько точный, что поймет любой.

—Извини, если грубо, — вдогонку летит от него, а затем Женя встает вместе со мной на руках, и спустя мгновения, прижав к себе запредельно сильно так, что мои позвонки хрустят, шепчет в ухо хриплым голосом:

—Я давно не пацан-молокосос. И даже когда был им, никогда не прятался за девушкой, наоборот сломя голову шел вперед защищать при любом раскладе. При неравных силах, один против толпы, когда мне говорили нет или умоляли не делать этого. Разница между мальчиком и мужчиной заключается именно в этом: не пасти запасных, не ждать пока попросят, а защищать то, за что он готов и умереть. Я скажу это один раз и больше повторять не стану, Свет. Принимай мое лидерство и будь за мной в безопасности.

Все это время я не дышу, боюсь даже моргнуть, чтобы не пропустить абсолютно ничего из того, что сейф час происходит между нами.

Нет, я привыкла, что мужчина главный. В нашей семье все было именно так, да и вообще в моем окружении никогда не было мужчин, способных «пасти задних», как говорит Женя. Но тут ведь другое…о другом.

Мой папа совершенно исключительный случай. Он для нас с мамой всегда готов горы свернуть, да и Вэ учит этому. Будь хоть кем, но мужиком по итогу, чтобы не стыдно было самому за себя. Мама всю жизнь получает поддержку, а уж как он ее завоевывал…Отдельная история для того, чтобы тихими вечерами рассказывать детям и внукам, например.

То есть я абсолютно точно принимаю позицию главного, но я очень боюсь, что папа жене навредит из ревности и вредности, лишь только потому, что я его Горошинка, которая теперь не полностью его...ведь я выросла.

—Я услышала тебя, Женечка, — шепчу тихо в ответ, прижимаясь щекой к отбойному молотку, скрытому за широкой грудной клеткой. Этот звук убаюкивает.

—Пойдем кушать…

Как будто специально, мой желудок начинает издавать адские звуки птеродактиля на охоте.

—А что у нас на завтрак?

—Я купил всего по чуть-чуть, но полуфабрикаты.

—Может я лучше блинчики приготовлю?

Женя замирает, после чего заглядывает мне в лицо и слишком радостно спрашивает:

—Со сгущенкой?

—Со сгущенкой, — улыбаюсь, понимая, что теперь меня затапливает абсолютным счастьем.

У нас с ним своя история сгущенки…

Глава 34

Света

День, два, три. Время утекает сквозь пальцы, лишая способности дышать, когда я начинаю думать о том, что будет «потом». Сейчас же я словно замираю в одной точке, крепко обхватывая руку Жени, засыпая на его груди, просыпаясь на ней же, целуя проступающую щетину, касаясь пальцами губ.

Мне может и жарко, может не совсем комфортно в одной позе спать, но даже во сне я не смею пошевелиться, плотно обтекаемая сильными руками, в которых спится в разы приятнее, мягче, уютнее.

В этих руках надежно как в бункере с бесперебойной системой жизнеобеспечения под рукой.

Женя тоже с трудом сдерживается, чтобы лишний раз ко мне не прикоснуться. Это так четко во взгляде у него прослеживается, что я невольно улыбаюсь. Я понимаю, что он старается держать руки при себе, иначе мы бы проводили все время в кровати, а он у меня джентельмен.

Более того вбил в голову, что там что-то должно зажить. От медицины я далека, а Яне позвонить не могу. Мой телефон свое отжил, а Женя не дает мне индивидуальное средство связи.

Мне страшно оттого, что все хорошо. Наверное так логичнее всего обозначить происходящее с нами...со мной. Будто бы я не верю, но я отчаянно пытаюсь удержать уплывающий из рук момент, отчего периодически просто подхожу и обнимаю Женю, что бы он при этом ни делал. Мы можем стоять так, пока я не отпущу, потому что он никогда не отталкивает меня, лишь сильнее прижимает к себе.

—Жень, я не хочу домой…— говорю я ему честно, потому что дома…будет не так, будет в тайне от всех. Это я понимаю. Женя явно не вывалит на отца все скопом, он скорее мягко действовать начнет.

Но как мягко? Явно через поступки какие? А может если принесет голову моего сталкера на блюдечке? И что тогда? Может это отца и вовсе не смягчит, ведь именно за этим Женя и был назначен моим телохранителем.

Чтобы бдил, охранял и оберегал от всякого зла. Я даже знаю, что моя отец скажет ему, когда узнает. Хотя нет, они говорит точно не будут. В этом у меня нет никаких сомнений.

От догадок аж сердце замирает, настолько мне жутко от тех картинок, что напором перед глазами мелькают.

—Светлячок, ты себя накручиваешь…— спокойным тоном говорит со мной Женя, подхватывая двумя пальцами лицо за подбородок. — Бояться тебе точно нечего, ты же со мной, — он и правда излучает уверенность на словах, вроде и по языку тела это заметно, вот только я отчетливо вижу совсем другое…на дне невозможного цвета глаз тоже селится сомнение.

Оно пока что слабое, едва различимое, но мне удается его сосчитать.