Темна египетская ночь
Шрифт:
– Не-е-е, с такими попутчиками я дальше идти отказываюсь, – замотал головой экстрасенс Андрюша, – Вашего пессимизма на полсотни суицидов хватит. Кто ж в таком настроении на дело идет? А?
Вместо ответа я поудобнее закинул рюкзак и, ухватив за руку жену, бодро зашагал вперед.
– Вот уж нет! – экстрасенс в три прыжка обогнал нас, – Поперек батьки в пекло не лезть. Здесь я командую парадом, так что извольте соблюдать субординацию. За мной шагом марш.
Андрей, не торопясь, двинулся вперед, время от времени притормаживая, чтобы разглядеть какие-нибудь рисунки на кажущихся бесконечными стенах. И пока мы шли, Ольгина рука чуть подрагивала в моей ладони; и ее плечо, укрытое прозрачной тканью, приникало к моему плечу, заставляя горячие волны разбегаться по всему телу.
– Направо пойдешь, коня потеряешь, – пробормотал экстрасенс Андрюша, подозрительно глядя на меня. – Прямо пойдешь, сам пропадешь. Налево пойдешь… жена на развод подаст. Какие будут предложения?
Не дождавшись ответа, он, явно подражая шефу гестапо Мюллеру, направил яркий луч фонаря на наши лица, тихонько вздохнул и сказал:
– Значит так. В связи с отсутствием у части нашей экспедиции каких-либо признаков вменяемости, право выбора верной дороги оставляю за собой. А для этого мне нужно хотя бы, – тут он еще раз взглянул на нас, – хотя бы полчаса углубленной медитации. В полном покое и одиночестве. Посему приказываю: ну-ка, ребятки двигайте в самую дальнюю комнату, и чтобы полчаса глаза мои вас не видели, а уши не слышали.
Я хотел возмутиться таким деспотизмом, но тут Ольга слегка пнула меня по щиколотке и, тепло поблагодарив Андрея, проворно, как ласка, юркнула в проем дальней комнаты. Даже фонарик ей не понадобился. «Надо же какое послушание! – пронеслась шальная мысль, – Отдай я подобный приказ, препирательств и возмущений хватило бы аккурат на полчаса, необходимых для медитации. А Андрея с полуслова послушалась… С такими вот невеселыми думами переступил я порог дальней комнатушки, и яркое пятно света пробежалось по стенам, выхватывая из темноты сцены древнеегипетских труда и отдыха, молитв и преступлений, войны и любви.
Любви! Тихий шорох рождается за спиной… Руки Ольги ложатся мне на плечи, и даже боль от потревоженного ожога растворяется в волне желания, захлестывающего меня с головой.
– Игорь, – шепот жены пробивается к сознанию через стучащую в висках кровь. – Я боюсь. Господи, как я боюсь! Каждый шаг по этим коридорам заставляет меня содрогаться от ужаса. Но больше всего я боюсь, что ты… что я… что мы не успеем…
Она прижимается к моей спине так, словно хочет втиснуться в меня, растворится, найти во мне убежище от смерти, от жизни, от себя самой.
– У нас есть полчаса, – ее губы почти касаются моей небритой щеки, – Целых полчаса, чтобы забыться и забыть. Нет, молчи! Я знаю, что ты должен чувствовать после всего, что произошло с нами… со мной. Знаю. Но, может быть, все-таки…
«Ничегошеньки ты не знаешь! И, слава богу», – хотел ответить я, но вместо этого повернулся и теперь уже сам сжал в Ольгу, так чтобы между нами не осталось ничего кроме тонкой границы кожи. Ее и моей.
Фонарь откатился в сторону и его луч упал на изображение женщины в длинном белом платье, высоко воздевшей руки в приветственном жесте. Кажется, она улыбнулась и ободряюще подмигнула мне. Но в последнем я не уверен, потому что в этот момент мои руки уже лихорадочно освобождали Ольгу от одежды, и сосредоточиться ни на чем другом не удавалось. Как не удавалось потом точно вспомнить произошедшее. Может быть виной всему странный ярко-алый свет, расплескавшийся вокруг наших сплетенных тел? Или эти золотистые потоки, текущие от меня к Ольге и возвращающиеся уже в виде серебряных рек, наполненных дыханием полной луны? Нет, не так. Не от меня к ней, – от меня ко мне. Потому что она теперь тоже «Я». И нет стен, нет границ, есть лишь восторг единения, где каждый ее вдох – это
мой выдох. Одно дыхание, одно тело, одна душа на двоих. Мир вовне исчез. Теперь он свернулся внутри нас ослепительно яркой искрой, из которой разгорится отнюдь не пламя, а новая жизнь. Для меня и для нее. Для нас…Когда мы вернулись в реальный мир, то еще не скоро сумели оторваться друг от друга. Как долго мы отсутствовали, оставалось только гадать: десять минут, двадцать, полчаса? Что ж, мы честно старались не мешать Андрею медитировать. Он однозначно не видел нас; правда, не уверен, что не слышал.
Быстро приведя себя в относительный порядок, мы с Ольгой подошли к выходу, но прежде чем покинуть гостеприимную комнату обнялись и надолго замерли почти на самом пороге. Прощание. Это было наше прощание. Честно говоря, я не слишком надеялся на хепи-энд. Но по телу разливалась истома, а душа витала где-то в эмпиреях, так что возможный переход в мир иной казался вполне естественным продолжением жизненного маршрута.
Когда мы на цыпочках приблизились к «великому и ужасному» экстрасенсу Андрюше, чтобы упаси бог, не внести возмущение в его медитативное состояние, то застали моего гуру за не слишком подобающим Великим Учителям занятием. Презрев полагающуюся в таких ситуациях позу лотоса, Андрей удобно возлежал на спине головой к развилке и, не глядя, швырял туда мелкие камушки, подобранные на месте завала (надо же, не поленился сбегать!), раз за разом бормоча: «На кого бог пошлет»…
– А чё это вы тут делаете? – сурово вопросил я, безуспешно пытаясь вникнуть в мистический смысл происходящего.
– О-о-о, ребятки! – обрадовался экстрасенс, переходя из лежачего положения в сидячее, – А я тут, как раз выбираю для нас светлый путь.
Он осветил фонариком три прохода и пояснил:
– Представляешь, Игорек, я опять не смог пробиться куда надо! Аж, зло берет. На хрена мне такое ясновидение, которое когда не надо чуть ли не крышу срывает, а когда необходимо позарез, улетучивается, как дым от «косячка»? Вот и пришлось воспользоваться старинным методом теории случайных чисел. Что-то вроде «орла-решки». Сейчас подсчитаем, сколько камешков в каждый коридор угодило, да, и двинем в тот, где их больше окажется. И нечего на меня так пялиться, джедай. Даже у Великих бывали задержки рейсов на пути из круга Сансары. По-нашему – затыки. Все, пошли считать! Аккумуляторы не резиновые, а без света мы тут такого напашем… Еще хуже выйдет, чем с хрущевской кукурузой. Олечка, зайка, постой ты пока в сторонке. На всякий случай.
Ольга, опять став подозрительно послушной, приняла из наших рук оба фонаря и, подняв их как можно выше, осветила правый коридор.
– Семь, – констатировал Андрей, по три раза пересчитав найденные нами каменные осколки, – Отличное число…
– Как в анекдоте? – хмыкнул я, – «Больной перед смертью потел? Хороший признак!»
– Пессимист, – вздохнул «великий и ужасный» и увлек меня в средний проход.
– Семь, – сказал я, подбирая последний камешек, укатившийся метров на пять вглубь коридора, – Тоже семь.
Нечленораздельное бормотание экстрасенса Андрюши должно было означать: не гони волны, пошли в третий.
– Семь, – Андрей почесал переносицу и, вернувшись к подпрыгивающей от страха Ольге, спросил, – Ну, и как вам такая теория вероятности? Напоминает изощренное издевательство, верно? Каковы будут ваши предложения, господа «черные» археологи?
– Ты на нас ответственность не перекладывай, – пробурчал я, высыпая камешки из горсти, – Назвался начальником – полезай в кресло. Сам выбирай, чтоб мы потом с тебя могли спросить по полной программе.
– Ладно, хотите диктатуры, – получите. Но чтоб слушались меня, как… – Андрей на секунду задумался, – Как поляки Сусанина. Ты чего головой мотаешь, Игорек? Возражения имеешь?
– Возмущения я имею, – пробормотал я, зябко передергивая плечами, – Меня этот постоянный ветер в конец достал. Вроде и горячий, а мурашки по спине, как от ледяного бегают.
– Какой ветер? – не понял Андрей.
– Этот! – мой широкий жест мог объять всю Вселенную. – Не понимаю, откуда он берется? Закрытое же помещение, а как вошли в эту чертову гробницу, так дует и дует…