Темная лошадка

Пора бы привыкнуть лишаться друзей и соратников, но сердце не хочет смиряться с потерями. Горько. Сколько ещё мог бы сделать Пётр Иванович! После его смерти я получил целую пачку черновиков его проектов по устроению торговли, поселений и землепашества в Прибалтийских и Причерноморских землях. Он думал, думал всё время о благополучии вверенных ему территорий, но не успел свести всё в официальный доклад.

Целый набор идей, которые могли пригодиться и наместникам южных наместничеств, и Земельному, Земледельческому и Горному приказам – где ставить новые города и сёла, на какие технологии обращать внимание, какие минералы искать. Умница был генерал-аншеф Олиц, вот и немец по рождению, а русский без малейших сомнений, только о России и думал!

На его смерть Державин написал оду, но она мне не понравилась – сухая и тяжёлая вышла, а вот поэма, которую создал уже немолодой капитан Махмудов, служивший под началом Петра Ивановича только в Чёрном Городе, присланная мне адмиралом Сенявиным, просто меня потрясла.

В общем, на траурной церемонии свою «Оду на смерть генерала Олица» читал именно Махмудов, его специально привезли в Петербург. Он оказался действительно талантливым поэтом, но исключительно стеснительным. И только лишь неожиданная смерть столь яркого человека, как Пётр Иванович, заставила тихого капитана, служившего в гарнизоне Чёрного Города, открыть окружающим свои стихи.

Я его обласкал, назвал новым русским пиитом и оказал невозможную, с его точки зрения, честь – читать своё творение перед великим множеством слушателей. У Державина появился соперник.

Собственных детей у Олица не было, но был приёмный сын Юрий – отпрыск его боевого товарища премьер-майора Монастырёва, погибшего в войне с турками. Юноша учился в Инженерном корпусе, причём числился среди лучших воспитанников. Я пригласил его к себе, мне хотелось хоть как-то почтить память столь талантливого человека, как его приёмный отец, если уж я не успел отблагодарить его живого.

Молодой человек был крупным, высоким, с могучими плечами, очень рассудительным и спокойным. Он был сильно огорчён смертью названного отца и вначале нашей беседы почти не говорил, и явно еле сдерживал слёзы. Олиц и его жена очень любили юношу, а он почти не помнил настоящих родителей, хоть и чтил их память. Хотя и не специально, но я всё-таки заставил Юрия заплакать, когда даровал ему право носить фамилию Монастырёв-Олицин, дабы род столь славного человека не угас.

Я обнял его и пообещал всегда заботиться о потомстве своего верного генерала. Он быстро опомнился, хотя ему явно было очень тоскливо. Юрий ничего не попросил для себя лично, только хлопотал о матери. Конечно, я уверил его в своей полной поддержке вдовы. И только после этого у него отлегло.

Оказалось, что он мечтал об архитектуре. У нас в корпусе существовал кружок молодых зодчих, под руководством прославленного Этьена-Луи Булле 36 , который там преподавал.

Сложности с воспроизводством своих градостроителей у нас были. Архитектурная школа, наследница Академии художеств, выпускала немногочисленных и откровенно слабых с точки зрения профессии специалистов. Они были скорее художниками, и им требовались долгие годы обучения у опытных мастеров, чтобы уметь построить здание, которое не развалится ещё при постройке. А с мостами всё было ещё хуже, ибо такового строительства у нас почти и не велось, и практиковаться в этом искусстве архитекторам было негде.

36

Булле Этьен-Луи (1728–1799) – знаменитый французский архитектор-неоклассицист.

Временно проблема была закрыта приглашением множества европейских зодчих, привлечённых объёмами нового строительства в России и рекомендациями великого Пиранези 37 . Однако и от развития собственной школы зодчества я отказываться не собирался. Случайно оброненная мною фраза, о том, что архитектура – это застывшая в камне музыка, стала очень популярной и отменно послужила привлечению интереса к этому искусству. Очарованные моим вниманием, к нам поехали лучшие европейские зодчие.

37

Пиранези Джованни Батиста (1720–1778) – итальянский архитектор, художник, археолог. Создатель знаменитых в XVIII веке архитектурных фантазий в стиле Древнего Рима.

Вопрос же собственного обучения специалистов в проектировании и строительстве решался системно. Сама архитектура находится на стыке науки и искусства, поэтому мы определили, что новое поколение градостроителей будем обучать именно в Инженерном корпусе, где и планировалось создать специальный класс, но уже со временем и на старших курсах. Однако талант преподавателей привёл к тому, что практически сразу сложилась группа молодёжи, которая грезила музыкой, застывшей в камне, и всё своё немногочисленное свободное время тратила на знакомство именно с этим искусством.

Юрий был одним из активных участников данного сообщества новиков 38 , желающих учиться архитектуре, и говорил почти исключительно о чудесных дворцах, соборах и храмах, о своих преподавателях и друзьях. Видимо, только это увлечение сейчас могло отвлечь его от потери, которую он понёс. Хороший парень, скромный, явно талантливый, учителя о нём прекрасно отзываются…

Через два дня я посетил, как обещал Юрию, Инженерный корпус для знакомства с молодыми зодчими. Конечно, не только просьбы юноши были причиной моего визита в корпус. Земельный приказ, а точнее, его экспедиция мостового и дорожного строительства, уже тревожили сообщениями о нехватке инженеров. Такие же сигналы подавала и экспедиция устройства каналов и прудов приказа Земледелия. Даже Хлебная и Соляные палаты просили дать им больше инженеров, а в будущем эта нехватка должна была приобрести уже катастрофические формы.

38

Новик – дворянский подросток.

Армия наша, конечно, росла, выпуск корпусов постепенно увеличивался, но вот потребности гражданских организаций в планировании этого роста учтены не были. В общем, для удовлетворения растущего спроса необходимо было обучать значительно больше инженеров.

В связи с этим мне требовалось обговорить детали проекта с Ганнибалом и его людьми, а уж посмотреть на юных зодчих можно было заодно с этим. Разговор был долгим, ибо и Абрам Петрович также пришёл к выводу, что темпы подготовки новых выпускников в корпусе недостаточны. Правда, в своих предположениях он опирался на идеи главного инженера армии – генерал-майора Немого 39 .

39

Немой Андрей Алексеевич (1737-?) – русский военный инженер и горный деятель. Изобретатель парусиновых понтонов, используемых в русской армии до начала XX в.

Тот предполагал необходимость увеличения количества инженерных подразделений для ускорения передвижения боевых частей и обозов, а также с целью форсирования строительства полевых оборонительных сооружений. Позиция Немого пока изучалась в Генеральном штабе, но правильность его рассуждений Ганнибалом под сомнение не ставилась.

В общем, пришлось серьёзно обсудить планы по новому строительству и привлечению преподавателей, что требовало существенного увеличения затрат. Но, что тут поделать… Вечером мы освободились и я устроил торжественный приём для лучших учеников корпуса, в том числе и для молодых архитекторов.

– Юрий! Как и обещал, я прибыл к вам в корпус. – улыбнулся я Монастырёву-Олицину, который сиял словно медный пятак, – Представьте мне своих товарищей!

– Ваше Высочество, я с радостью! – молодой человек заволновался и принялся оглядываться по сторонам, видимо, желая собрать вокруг себя всех новиков.

– Не волнуйтесь, юноша! – Ганнибал остановил его строгим тоном, однако в его глазах плясали чёртики, – Я и сам смогу назвать Павлу Петровичу всех прочих! А Вы пока назовите ему тех двоих, что стоят рядом с Вами! Они же Ваши друзья и члены кружка архитекторов академика Булле?