Темное предсказание

— Где они?

— С Сетом все по-другому.

— Ты хочешь, чтобы он стал подобен летним девам? Хочешь, чтобы он погиб, если ты вдруг его покинешь? — Кинан заметно рассердился. — Каких-нибудь десять минут назад ты говорила, что злишься на меня за свое превращение в фэйри. Ты не одна. Многие злятся. Многие меня ненавидят. Хватит. Давай закроем эту тему.

— Сет этого хочет. Мы можем осуществить его желание.

В голосе Кинана она улавливала те же страхи, что испытывала сама, однако надеялась… На что? На успокоительные слова короля Лета? На то, что он скажет: не волнуйся понапрасну, мы найдем способ?

— Нет, Эш. Сет думает, что хочет этого. Но превращение поставит его под власть твоих чар, сделает твоим подданным. Точнее, почти рабом. Вряд ли ему такое понравится. И тебе тоже. Я верил, что летние девы хотят быть со мной навсегда. Многие из них в это тоже верили. Как и зимние девы. И они поверили мне настолько, что пострадали от моих ошибок. Не мечтай о невозможном. Фэйри никогда не исполняют истинных упований смертных. Подвергнуть проклятию того, кого любишь?.. — Сейчас король Лета выглядел гораздо старше Айслинн. — Пойми, Айслинн, внешне это выглядит очень красиво, потому превращение и не называют проклятием. Если ты любишь Сета, наслаждайся его обществом, пока он есть в твоей жизни, а затем отпусти. Если бы у меня был другой выбор…

Айслинн встала.

— Ты ведь заранее это знал. Ждал, что вскоре после моего превращения Сет не выдержит и уйдет. Знал, что у меня не будет выбора.

— Смертным не дано любить фэйри.

— И потому ты легко согласился на мои условия. Через какое-то время мы с Сетом расстанемся. Тебе нужно лишь дождаться… Нет.

Кинан пристально смотрел на нее. Айслинн вспомнились слова Денни о возрасте и опыте. Бильярдный профи оказался прав на сто процентов.

Если Кинан не оставит своих притязаний, чем это обернется для нее? Он почти девятьсот лет соблазнял девчонок. И все они уступали.

«И ни одна из них не стала его королевой».

Вид у Кинана был печальным, как и его слова:

— Лучше любить кого-то и знать, что его жизнь продолжается счастливо, чем уничтожить любимого. Обречь дорогого тебе человека на проклятие фэйри — это, Айслинн, не любовь. Я каждый раз жалею об этом.

— Мы с Сетом — другие. Если Дония тебя оттолкнула, это еще не значит, что у меня не получится. И у вас могло бы все наладиться. Подумай об этом.

— Я бы искренне хотел, чтобы ты оказалась права или… признала бы мою правоту. Эш, а почему ты думаешь, что Дония меня оттолкнула? И почему ты решила, будто Сет хочет подвергнуться проклятию фэйри? Они оба видят то, что ты отказываешься признавать. Близкие отношения между тобой и мной неизбежны. — Кинан грустно улыбнулся. — Я в здравом уме и не стану помогать тебе совершать такие ошибки.

Айслинн стремительно выбежала из его кабинета.

Как и прежде, когда она была смертной, ей требовалась помощь фэйри, любившей Кинана. Нужно убедить Донию простить его. Тогда Кинан поймет, что любовь способна все исправить, и… поможет Айслинн. Во всяком случае, если он вернет любовь Доний, то перестанет домогаться Айслинн. Дония должна быть с Кинаном.

«Как только Дония вновь его примет, все пойдет замечательно».

Весь путь Айслинн проделала в лихорадочной спешке, пока не добралась до тихой улицы на окраине города. Здесь ее обуяли страхи. Айслинн боялась не только отказа Доний возобновлять отношения с Кинаном. Она боялась неизвестности, ожидавшей ее внутри роскошного особняка в викторианском стиле, где обитала королева Зимы. У них с Донией было что-то вроде дружбы, однако это не означало неизменной благосклонности королевы Зимы. Зима убивает холодом, а в жилище Доний всегда царила зима.

В саду, где росли колючие кустарники, беззвучно двигались зимние фэйри. Обледенелые деревья и заснеженные кусты придавали саду более чем странный вид, когда вокруг буйствовала зелень поздней весны. На улице, по которой шла Айслинн, ничто не напоминало о зиме. По тротуару лениво брели собаки. Какая-то девушка улыбалась, подставив лицо солнцу. И цветы. Столько цветов Айслинн не видела за всю свою жизнь. Смерть Бейры и обретение Кинаном силы вернули окружающий мир к жизни. Но во дворе перед особняком снег никогда не таял. Проходя по улице, смертные старались отвернуться. И никто — ни смертный, ни фэйри — не ступал на лужайку без позволения королевы Зимы. С недавних пор Кинану в этом было отказано.

«Что я здесь делаю?» — несколько раз мысленно спрашивала себя Айслинн.

Кинан нуждался в любви Доний. Они любили друг друга. Айслинн они служили напоминанием: бывшие смертные могут любить фэйри.

Айслинн шла по двору, и у нее под ногами таяла густая корка инея, скрывавшего траву. Сзади слышалось потрескивание — иней мгновенно затягивал нанесенные ему раны. Здесь были владения Доний, место ее силы.

«И здесь же я слабее всего», — напомнила себе Айслинн.

Бейра сумела сделать так, что это место существовало одновременно в мире фэйри и мире смертных. Кинану такого не удавалось до сих пор.

Кожу Айслинн неприятно покалывало. Она явилась без приглашения, а Зима, как и Лето, отличалась непредсказуемостью. Дония может это отрицать, но Айслинн немало настрадалась от снегов. Зимы всегда казались ей бесконечными. Она с детства помнила особо суровую зиму, когда на боковых улочках находили трупы замерзших бродяг. Айслинн помнила их лица с выражением навсегда застывшей боли. Она помнила, каким страшным оружием бывает лед, когда они с Кинаном противостояли прежней королеве Зимы.

«Но то была Бейра, а не Дония».

Эта мысль не утешала. Напряженные отношения между Летним и Зимним дворами оставались печальной реальностью. Айслинн сейчас хотелось схватить за руку Кинана, но его здесь не было.

Входную дверь ей открыла белокрылая боярышница. Фэйри двигалась беззвучно и не произнесла ни слова. Айслинн вошла в ледяной холод тускло освещенного вестибюля.

— Дония принимает? — спросила Айслинн.

Ее голос эхом отозвался из углов. Другого ответа она не получила. Впрочем, иного она и не ждала. Боярышники говорили крайне редко. Эти фэйри вечно держались настороже, не отходили от Доний ни на шаг и покидали дом королевы Зимы, только если нужно было ее куда-то сопровождать. Их красные глаза напоминали тлеющие угли в пепле — лица боярышниц как раз и были пепельно-серого цвета.

Привратница повела Айслинн в глубь дома. Они прошли мимо кучки таких же молчаливых и напряженных боярышниц, собравшихся в главном зале. В одной из гостиных горел камин. Треск поленьев и звук собственных шагов по старому полу — вот и все звуки жизни. Здесь всегда было не только пронзительно-холодно, но и пронзительно-тихо. У Айслинн закоченела шея.

Боярышница подвела Айслинн к закрытой двери и остановилась, не пытаясь ее открыть.

— Может, мне постучать? — спросила Айслинн.

Боярышница молча повернулась и ушла.

— Очень вежливо, — проворчала Айслинн и потянулась к ручке.

Но в это время дверь открылась изнутри. На пороге стоял Эван.

— Входи, — произнес он.

— Привет, Эван, — ответила Айслинн, обрадованная звуками голоса.

— Моя королева будет говорить с тобой наедине.

Официальные слова он сопроводил дружеской улыбкой, отчего Айслинн почувствовала себя чуточку легче. У Эвана, как и у боярышниц, были красные, навыкате, глаза. Но он принадлежал к рябинникам, и в его облике все говорило о плодородии и изобилии. Серо-коричневая кожа напоминала кору, а темно-зеленые листовидные волосы сразу заставляли вспомнить о деревьях и лесах. Рябинники были детьми Лета и относились к ее двору. Присутствие Эвана успокаивало Айслинн. Но он почти сразу ушел, оставив ее наедине с Донией. У ног королевы Зимы, как всегда, лежал волк Саша.