Тёмное сердце ректора Гордеева

Как, в конце концов, сбежать так, чтобы не нашли, если станет совсем херово.

И уже засыпая, свернувшись калачиком как можно ближе к краю кровати, я, наконец, придумала.

Надо узнать, как создать вокруг себя морок и марево! Или иллюзию, делающую меня другим человеком!

Да, я не поддаюсь влиянию магии, но ведь иллюзия… это другое. Иллюзия не меняет меня саму, она все равно что покров, заслоняющий меня от чужих глаз. Покров, сквозь который могут видеть только… другие Видящие.

Но не нелюди. Не Демьян.

Вот! Вот то, что я должна сделать! И я стану непобедимой. Невидимкой, способной видеть сквозь заслон невидимости других. И никто больше не посмеет приказать мне… приказать…

Не придумав, что именно не посмеют приказать, я вдруг широко, до судороги, зевнула, вытянулась наискосок огромной кровати… и провалилась в сон – глубокий и почти спокойный.

***

– А ну-к подвинься… – разбудило меня в ночи недовольное бурчание. – Развалилась тут… королева…

Я дернулась, просыпаясь. Демьян. Вернулся.

К моему удивлению, из всего спектра взрывоопасных эмоций у меня в душе не осталось ровным счетом ничего. Кроме понимания, что я была права. Да, мне с этим человеком безопаснее, чем где бы то ни было. Пусть он сам представляет для меня опасность, но ведь я справлюсь? Справлюсь же?

Конечно, справишься, с готовностью ответило мое тело, томно выгибаясь, разворачиваясь и наваливаясь эдаким изящным полубоком на мужчину, который уже устроился рядом.

– Даже так? – пробормотал Демьян, позволяя мне использовать себя в качестве подставки для долгих, сладких потягушек. Закинул мою руку себе на шею, подхватил снизу и сжал под футболкой полушарие груди. – Я, кажется, приказал тебе ждать меня голой, мм?

Я попробовала заставить себя возмутиться, воззвать к собственной гордости, но все мои переживания заглохли и потускнели, сменившись какой-то щемящей, давящей изнутри теплотой… словно я сейчас заплачу – причем, совершенно не понятно отчего.

Он хотел меня голой… Ну разве это не чудесно?

Боже, какая я дура!

Меня резко перевернули. Так резко, что я не успела закрыть глаза и уставилась в его, от всей души надеясь, что в темноте ему не видно моих слез.

Тщетная надежда. С такой нежностью, словно больше всего на свете боялся причинить мне боль, он стер с моей щеки крупную каплю. Оперся о локоть другой руки и молча смотрел на меня, пока я глотала слезы, благодарная, что он не заставляет меня объяснять их. 

– Я не смог трансформироваться без тебя.

В темноте и тишине спальни его голос пробирал до мурашек, и мне пришлось сконцентрироваться, чтобы понять, о чем он.

– Правда? Значит, это я делаю тебя… змеем?

Лучше бы я делала тебя человеком, с горечью промелькнуло.

– Получается, что ты. Впрочем, я так и подозревал – вероятно, одна из способностей одаренной Видящей.

Его глаза постепенно разгорались – из скучного, темно-коричневого становясь золотистыми и теплыми. Интересно, я когда-нибудь научусь понимать, что это означает? Сопоставлять его настроение с цветом глаз?

Научишься, подсказал изнутри кто-то непримиримо язвительный, желающий ударить в самое больное. Собака всегда угадывает настроение своего хозяина.

Я скривилась.

– Что такое аштар? – вдруг спросила, неожиданно для самой себя.

Рука моментально убралась с моей щеки.

– Неважно. Ты не можешь ей быть. Как бы я к тебе ни относился.

Демьян лег на спину и уставился в потолок, предоставив для детального рассмотрения своей профиль, четко очерченный на фоне мерцающего камина – резкий, с крупным, породистым носом и массивной, хищной челюстью. Идеальный.

Я почувствовала, что снова начинаю закипать.

– То есть, неважно, что рядом со мной ты становишься сильнее, что я могу разговаривать с твоей второй сущностью, что благодаря мне эта сущность смогла вырваться в реальный мир… Я просто не могу быть твоей избранной, потому что… потому что человек?! Плебейка?! Потому что не достойна вашей милости?

Он молчал, продолжая смотреть в потолок, и только сглотнул глубоко – дернулся кадык.

– Скажи мне! – уже еле сдерживая себя, я села в кровати. – Скажи, кто такая аштар, и почему я не могу ей быть?

– Думаю, ты сама уже догадалась... Избранная. Истинная. Предназначенная судьбой… Имеющая власть над своей парой и способная усмирять внутреннего зверя и все прочие гадости характера. Лишь одна женщина в судьбе каждого нелюдя может иметь столь высокое положение. И это не ты, Елена. Мой змей ошибся.

– Почему? Почему не я?! – слезы хлынули предательским потоком, но мне уже было все равно.

Вот наревусь, научусь создавать вокруг себя морок и сбегу к чертям от этого садиста! Только эта мысль хоть как-то позволяла мне держаться и не закатить истерику.

Зачем я вообще затеяла этот разговор посреди ночи?!

Сволочь! Бессердечная сволочь! Точно сбегу!

– Тысяча восемьсот пятьдесят первый год, – произнес он все тем же мерным, спокойным голосом. Все так же не глядя на меня.

– Что? – всхлипывая, втирая слезы в скулу, я взглянула на него из-под руки.

– Год моего рождения. Тысяча восемьсот пятьдесят первый. Париж. Русские родители, дворяне, отряженные в дипломатическую миссию Сокрытым Орденом – налаживать контакты на поставку Рубиновой воды в Европу. Там я и родился, моя Елена, в старом доме рядом с Монмартром. Если тебе интересно.

Смертельный холод проник в мое сердце. Я начинала понимать, в чем дело.

– Тебе почти… почти двести лет?

– Сто шестьдесят девять. Будет в декабре, под самое рождество. Понимаешь, почему ты не можешь быть моей избранной? Даже если бы я очень хотел, чтобы так оно и было.

Он снова приподнялся на локоть, но теперь я легла, внезапно резко обессилев.

– Сколько… сколько ты еще проживешь?

– Достаточно, чтобы ты успела состариться и умереть, – глухо ответил он.