Тёмное

Затем ты обрёл надежду на своё продолжение в нас, но даже она не смогла дать тебе достаточно сил. Справляясь как мог, но всё больше сталкиваясь с неизвестным, ты обижался как ребёнок. На него – того, кого никогда у тебя не было. На всевышнего, в которого ты не верил, и отвергал его за предательство против плодородной земли, породившей тебя. А её ты не принимал и её во мне – тоже. Ведь это значило бы признать слабость, которую другие, по твоему мнению, не смогли бы тебе простить. Поражённый своей гордостью, ты заверял себя в том, что продолжаешься, а окружающие тебя демоны наконец под контролем.

Я счастлив, что ты восторгался в нас тем, чего не мог когда-то добиться сам, и тебе доставляло удовольствие защищать нас столько, сколько ты выдержал. Я рад, что ты гордился нами и нашими достижениями, и, надеюсь, это подарило тебе спокойствие, надежду на то, что с этим ты точно справился. Но растраченные силы и обуза сломленного наконец сокрушила тебя, и ты сдался. Возможно, ты был готов, и твои страхи, порождённые безумием, уже никто бы не усмирил иначе.

Ты никогда не верил в сказки о крылатых: твои книги были о далёких мирах и фантастических идеалах, а мечты – о мироздании, способном исцелить абсолютно всех и, в первую очередь, самого тебя. Всю жизнь ты черпал силы, сбегая в них, и показал нам, что там можно найти вдохновение и спокойствие, теперь вновь сияющее для тебя в мрачной темноте. Ты верил в то, что сущее повторяется и в конце концов ты обретёшь бесконечную силу, которая позволит тебе справиться со всем, на что не хватило твоей жизни. Стараясь не просить о помощи, но вынужденно её принимая, ты ушёл от нас в своём доме, окружённый разрушенным величием, которого, возможно, не понимал сам.

Ты ушёл, и, я надеюсь, так, как сам хотел.

Скучать

Можно.

Можно скучать по живым и по мёртвым. Можно по близким или далёким. По неизвестным или забытым, по настоящим или убитым. Можно скучать по необходимому, по бесполезному или любимому. Можно скучать и по не сбывшемуся, или по-настоящему, приоткрывшемуся.

Но значит ли это, что будешь помнить? Не упускать связь потерянного и значащего. Не терять забытое и обретённое, значимое и его значение. Скучать или нет, не столь важно. Всё равно придётся. Гнать навязчивые мысли, неустанно задумываться об обретённом пороке, продолжать идти вперёд высоко подняв голову. Оборачиваться на стелящийся за спиной туман, медленно пожирающий утрату, и высматривать тщательно обглоданные косточки потерянных воспоминаний. В сумраке за спиной, слова «значить» и «скучать» связаны простирающейся на мили неразрывной гладью времени и как же хочется укутаться в неё с головой, спокойно переживая моменты скучания. Это и есть помнить? Или «это» – не забывать? Я думаю, что это значит знать, что.

Но скучать всё же можно по-разному. И по разным. Скучать по живым проще всего: они – рядом. Порой не на столько, как хотелось бы, но всё же они здесь. Ходят по бренной земле или парят в её окрестностях, заполненной околдовывающей тьмой. Другое дело – скучать по мёртвым. Это намного сложнее, поскольку их рядом нет. Самим мёртвым, в отличии от живых, это не нужно, да и не так уж и интересно – им всё равно. Однако это тоже не мешает скучать по ним.

Интереснее скучать по живым, что давно мертвы. Этим, конечно, не всё равно, и они могут скучать в ответ. Но разве это они? Отдалившиеся со временем, потерянные в болезни или в горе, погрязшие в апатии, убежавшие на километры в глубь своего сознания, они скучают в ущемлённой гордости, растворённом бессилии, сжигающем гневе. Живые мертвецы самые тяжёлые объекты скучания. Такие же полуразложившиеся чувства, как и они сами, свисают с воспоминаний кусками гниющей плоти и заставляют скучать только от поднимающегося смрада. Живые лишь в памяти, обитающие под толстым слоем залежавшейся реальности, они тянут к тебе руки и цепляются за тебя, словно призраки, одержимые незаконченным делом. Они могут настигнуть в любой момент, ухватиться за небрежно свисающий подол и утащить туда, где скучать уже будет невозможно. Однажды угодив в битву с живым мертвецом, ты либо умрёшь сам, либо убьешь его. Но если тебе посчастливится этого избежать, ты сможешь окунуться в новое, приятное скучание. По тем, кто скоро будет рядом.

Яркие пляшущие лучики солнца на горизонте, они пребывают где-то далеко и лишены недостатка дышать, спать и говорить. Своим молчанием они подстёгивают погрузиться в сладкую дрёму переживаний, уговаривают не прекращать по ним скучать. Правда, и среди них есть такие, по кому не получится скучать восторженно. О них мы помним только лишний ропот, их громкие шаги посреди ночи и глупости, произнесённые с утра. Скучать по ним не только не приятно, но и больно.

Иногда приходится скучать и так. Скучать вообще чаще всего приходится, а не необходимо или желательно. Желательно, скорее, не скучать, ведь хорошего из этого, кажется, ничего не получается. Хотя, если точно не известно, предлагаю подождать. И, пока мы будем ждать, надеюсь, мы не «заскучаем».

Отрезки

Думается начать самое трудное, но отрезки даются легко.

Писать не трудно, надо резать бумагу предложениями – вот так. Не обязательно наполнять каждый отрез смыслом, можно просто признаваться в любви словам, этого достаточно. Поэтому и не тяжело. Писать – всё равно что жить, а отрезать бумагу – всё равно что проживать. Приятное слово «отрезок»: оно достаточно полное и означает не только часть пространства – предмета, лежащего в области чистого разума, – но и то, что пространство отрезали.

Благо начинать отрезок можно откуда угодно, но хорошо, когда получается с чего-то стоящего. Стоимость, конечно, относительна и скорее стремится к отрицательному значению на градуснике. Но вертикаль тоже имеет своё значение, несмотря на продолжительный период, отрезок всё-таки возвышает. Как именно? По-разному. Он может развивать разум, или наполнять тело, или прорезать пустоту и выпускать переживания. В идеальных условиях один отрезок должен сменяться другим, но не всегда получается. Чаще они накладываются друг на друга, либо оставляют между собой пустые расстояния, и тогда мозг сливает пустоту в серую кашу, которой словно и не было. Не знаю, по какой причине философы так любили математику, но что-то они точно знали – царица переплетена со всем сущим. Было бы интересно вывести график зависимости вышины отрезка и его продолжительности. В таком случае можно было бы обнять столп науки и сойти с ума, как это сделал в своё время Кантор. Но зато какой результат!

Лучше отрезки писать. Это намного увлекательнее нахождения среди них: между буквами не так много места, а времени передохнуть между словами хватает не всегда. Конечно, есть способы заставить рассудок бунтовать – связать предыдущий и следующий за ним отрез не смыслом, а подменой на его значение. И тогда получится всё как в жизни: вроде и хотелось чего-то отрезанного, но связи между точкой отсчёта и падением не желаешь признавать. А падение неизбежно. Отрезок так называется не просто, на конце он обрывается, или кто-то его отрезает. Интересно, почему, создавая отрезки именно так, в конце удивляешься, что линия идёт не в ту сторону. А кто её вёл-то? Разве сложно держать руку прямо, а линию вести ровно? На самом деле, невероятно сложно.

Правильные движения, они вообще-то не даются даром. С каждым новым отрезком находишь чуть больше понимания, как именно надо вести линию. Но и рука устаёт высекать метки начала. Устаёт вести линию, несмотря на бугристость бумаги. Устаёт контролировать нажатие (чтобы не проделать дыру в полотне). И особенно устаёт сжимать ножницы, отсекая. Такие движения кажутся невозможными в принципе. Эта утопия даже не понятна как концепция. В каждом слове и предложении может собраться столько смысла и переплёта, что любое движение перестанет быть абсолютно ровным. Ладно с абсолютностью – была бы возможность вести линию хотя бы ровнее, и на том спасибо. Но нельзя.

Желание контролировать всё вокруг не помогает – самые хорошие и одновременно с этим самые глупые отрезки получаются по наитию, в моменты, когда не стараешься увериться в мыслях.

Потому что непросто держать ручку, точить карандаш и в то же время высекать бумагу из дерева. Не получится, какие бы длинные лапы у тебя не были. Тогда встаёт вопрос: а что получится? Получится писать. Хорошо или плохо? Не важно. Писать – значит, проживать, а это – важно. Стоит просто писать. Дальше создавать отрезки. И думать.

Иногда – прекращать.

День 2

Грех

Я начал своё исследование с конца, внезапно обнаружив, что оно замкнуто на самое начало. Предполагал ли я такого разумения от потешной мысли, обёрнутой в одно единственное слово? Отнюдь. Говоря от чистого сердца, стоит признать: я рассматривал столь абсурдное понятие частями – как и принято поступать во всём мире – и тогда мне начало казаться, что я уже сам погружаюсь в суть греховности, которую так долго искал. Но всё оказалось наоборот: только взятые по отдельности части могут показать общую родословную греха. А замкнутый круг, в котором я оказался, помог мне раскрыть настоящее начало – в естественном, но дурном. Не в полной мере греховном, но обречённом: много кто прежде пытался доказать обречённость истинным зерном греха, поэтому я закономерно и сопоставил его с «дурным». Но в самом деле, оно не является грехом. Если кто-то посмеет возражать этому предположению, то я закономерно сделаю вывод, что ему не известна природа ни первого, ни последнего.