Темные Холмы
Шрифт:
Лето уже полностью вступило в свои права, заполнив офисы и кабинеты удушающей духотой, запахом пота, пива и дешевого кофе.
Отовсюду слышались тихие переговоры и споры, звон телефонов, и хлопки дверьми.
В кабинете у следователя было наоборот тихо. Лишь едва заметно пахло свежей краской и дорогим одеколоном. Хозяин кабинета сидел в кресле и вертел карандаш, которым он недавно делал пометки в блокноте. Только что он закрыл последнее дело, весьма удачно. Преступника поймали, нашли неопровержимые доказательства его вины, а суд определил его в тюрьму на порядочный срок. Но удовлетворения
И откуда такая напасть на его голову свалилась?
Расследование зашло в тупик. Марченко вертел дело и так, и эдак, но зацепиться было не за что. Отпечатков пальцев нет. Судмедэксперты разводят руками и говорят, что не могут объяснить столь странное разложение трупа в такие короткие сроки, при этом они не нашли ни наличия химикатов в крови, ни каких-либо других известных веществ, способных такое провернуть с человеческим телом. Предполагают, что умершие были больны некой неизвестной болезнью, но проверить это невозможно - органы, вместе с кожей и костями превратились в однородную массу. Радовало лишь одно - это не вирус, это не заразно и не распространяется.
Свидетели, все как один, твердят, что умершие были вполне обычными людьми, хоть каждый и со своими странностями. В придачу, за несколько месяцев количество трупов увеличилось. Добавились два старика из столицы, что сломало начавшую проглядываться систему. Сначала Марченко вместе с Натальей, решил, что умирают только молодые люди, причем те, кто бывал за Стеной в Молнегорске. А тут старики из другого города. Оба держали довольно простенькие антикварные лавки, были полностью безобидны и не бывали в Молнегорске.
Стопка документов по делу приобрела ужасающие размеры, материала была целая гора, но ничего такого, что можно было бы приобщить к уликам.
Еще и флешку, найденную в кармане Курочкина он потерял. Вот была вещь и резко не стало, как в воду канула. Прошло несколько месяцев, а Наталья до сих пор смотрит на него осуждающе и тяжело вздыхает, как бы намекая, что будь у них на руках эта улика, то преступление бы вмиг раскрылось. Она вообще очень увлеклась этим делом, можно даже сказать стала им одержима. Брала материалы домой, чертила понятные лишь ей графики, изучала все странные случаи и смерти последних лет, и встречалась со свидетелями. Чаще всего с Алексеем Семаковым. Но Марченко подозревал, что там был и иной интерес, поэтому препятствовал всеми возможными способами. Парень ему откровенно не нравился. Нет, внешне придраться было не к чему: спортивный, симпатичный, умный. Но весьма скрытный, скользкий и мутный. В карточных играх ему не было бы равных, никто не прочел бы ни его лицо, ни эмоции, ни мотивы. За все время их общения Марченко так и не понял, что он за человек, и самое странное, был уверен, что этот парень знает больше, но добиться от него ничего не смог.
Его помощница, как и любая молодая непоседливая девушка, заинтересовалась загадочным Алексеем и теперь все время искала повод 'допросить' парня.
Марченко задумчиво постучал карандашом по столу и уставился в окно. Не везет ему в последнее время. Видимо настала черная полоса, и начался закат его великолепной карьеры. Ладно бы дела были просто сложные, в них хоть улики есть, прямые или косвенные, а тут - пустота.
– Пойду чайку бахну, - сообщил сам себе следователь и решительно встал из-за стола, но тут, как всегда без стука
влетела помощница и, размахивая листами бумаги, затараторила:– Я нашла. Нашла зацепку! Представляете!?
– восторг в глазах девушки был настолько великим, что у Марченко ёкнуло сердце и он опять свалился на стул, мгновенно позабыв о чае.
– И?
– поторопил он.
– Смотрите...
Она разложила перед ним листы с описью имущества антикварных лавок и несколько фотографий, на одной из которых была изображена знакомая 'музыка ветра', а на другой пожилые мужчина и женщина, которая держала в руках эту же тарахтелку. Третью она перевернула и положила на край стола.
Марченко открыл рот, чтобы задать вертящийся на языке вопрос, но Наталья его опередила, разложила листы и фото на две стопки и ткнула пальцем в первую:
– Вот это список имущества из первой лавки. Также покойный вел строгий учет по всему приобретенному и проданному. Вот, такого-то числа некто Курочкин пришел к нему и продал 'музыку ветра'. Ту самую, которую мы тогда видели у него. Неплохо так продал, кстати. В тот же день старик перепродал ее своему коллеге, - она указала пальцем на вторую стопку.
– Второй погибший был не столь щепетилен в денежных вопросах, или специально не стал отмечать покупку в своем журнале. Но в его личном блокноте есть запись, где он отметил, что приобрел 'Колокола преисподней' и 'Позвонить Марфуше'. Жутко звучит, не правда ли?
– она хмыкнула, - Там же я нашла его фото с барышней, видимо той самой Марфушей, и она держит эту штуку в руках. Музыку ветра в лавке мы не нашли, значит, он ее продал этой женщине, и мне почему-то кажется, что она в опасности. Что это за вещица такая?
Марченко задумчиво откинулся на спинку стула и скосил глаза на третью фотографию, что так и лежала перевернутая на столе. Помощница проследила за его взглядом и протянула ему фото.
– А это - с первого места преступления. Но... Мне это кажется немного надуманным.
В тот день, когда они впервые приехали в Молнегорск на место преступления, Наталья тщательно все сфотографировала, даже зеркало. Тогда они подумали, что на нем отразился какой-то блик, или визуальная аномалия, но в свете последних событий оно приобрело знакомые очертания.
Получается, та парочка пришла в здание за Стеной с музыкой ветра и умерла. Курочкин бродил поблизости и нашел ее, скрыв этот факт от полиции, потом продал. И тоже умер. Купивший её антиквар перепродал вещицу своему знакомому, а тот, в свою очередь, продал её некой неизвестной женщине. Двое из последних троих также умерли. Возможно, женщина вскоре к ним присоединится.
– Невероятно. Как все странно, - пробормотал следователь, - слишком много белых пятен. Но связь очевидна. Ты просто молодец, Наташа, - похвалил девушку начальник, и она радостно улыбнулась, - Теперь мы хотя бы знаем, что именно искать.
***
Молнегорск.
Когда в душе я отмылся от грязи и крови, смог увидеть, что руки хоть изранены, но смерть мне точно не грозит. Вызывали сомнения лишь четыре глубоких раны поперек груди, и не ясно, сам я себя так оцарапал, или какая-то другая неведомая сила. Но и они были не смертельны, хотя начали здорово саднить, как только я их заметил. До этого я их вообще не чувствовал.