Темный аншлаг

Брайант постучал в двери главного входа в театр. Констебль Кроухерст кивнул сквозь зазор в обшитом досками стекле и поспешно открыл дверь. Внутреннее убранство «Паласа» было псевдоготическим; пролеты центральной мраморной лестницы петляли вверх и вниз, будто пародируя самих себя, как бесконечно повторяющиеся интерьеры на гравюрах Эшера. Ступени и стены поистерлись от еженощных отскабливаний щеткой с жесткой щетиной. Пыльные люстры уныло свисали над лестничными пролетами, их кристаллы тускло мерцали, как нитки низкосортного жемчуга.

– Хм… Здесь никого нет. – Брайант заглянул в ромбовидное матовое стекло театральной кассы. – Давай поднимемся на один этаж. – Он с энтузиазмом перемахивал через две-три ступени, Мэй едва поспевал за ним. – На этот раз мы не сообщим прессе ничего определенного. Давенпорт хочет, чтобы мы наглухо законопатили все щели в силу происхождения жертвы.

– А каково оно?

– Ее родители, очевидно, австрийцы. Училась в Вене, мать умерла, отец Альберт Фридрих, импресарио с мировым именем. Знаменитый малый, работал здесь с Кохрейном в двадцатые годы, но потом подрастерял репутацию из-за его антиеврейских настроений. У него было достаточно связей в правых кругах на нейтральных территориях, чтобы министерство иностранных дел завело на него досье. К тому же он профессиональный сутяга. Могу себе представить, сколько шума он наделает, просочись в печать что-либо предосудительное насчет его дочери. У тебя есть девушка?

– Прости?

– Я спрашиваю, есть ли у тебя девушка. Возлюбленная. У меня нет, тем хуже. – Брайант вздохнул и недоверчиво тряхнул головой. – Не потому, что я не пытаюсь найти. Не понимаю этого. Считается, что порядочных мужчин не хватает. Похоже, на этой работе просто не встретить достойных женщин.

– В данный момент у меня нет девушки, – заметил Мэй. – Я присмотрел одну, но ее послали в Фарнхэм, и она не торопится мне писать.

– О, как говорят моряки, надежда умирает последней. Здесь наш агент – женщина по имени Элспет Уинтер, думаю, она кладезь информации. – Он выставил вперед матерчатый мешок и удостоверился, что тот не промок. – Надо было поскорее доставить эти ступни в лабораторию, чтобы Освальд начал с ними разбираться.

– Кто такой Освальд? – поинтересовался Мэй.

– Финч, наш патологоанатом, один на весь Центральный Вест-Энд. Энтузиаст своего дела, но такой инертный, что никак не получается его растормошить. По крайней мере, у меня не выходит. – Он остановился и принялся рассматривать вставленные в рамки афиши, развешанные на стенах вдоль коридора. – Слава богу, и «Нет, нет, Нанетта» прошла. Сто раз послушав «Чай на двоих», любой превратится в убийцу. Не понимаю: у американцев есть Джинджер Роджерс, а мы довольствуемся Джесси Мэтьюз. Здесь никого. Давай попробуем еще раз.

Брайант круто повернулся и прошел мимо сконфуженного Мэя, сбежал вниз по лестнице и направился в центральное фойе театра.

– Я был довольно заядлым театралом, – крикнул он через плечо, – но завязал с этим, когда началась война. Конечно, сейчас полно всяких варьете. Люди потеряли вкус к чему-то серьезному. Кто вправе их винить? – Он огляделся вокруг и втянул воздух. – В театрах особый запах, не находишь? Нафталина и дезинфекции. Здесь все так мрачно: забитые фанерой окна и весь этот холодный мрамор, как в морге. Интересно, что бы Д'Ойли Карт поставил сейчас в этом помещении?

– Разве не здесь Карт основал свой национальный оперный театр? – спросил Мэй.

– О, это было на пике его славы. Полторы тысячи мест, четыре яруса, пять буфетов, непревзойденный аппарат за кулисами, что-то вроде новейшего технологического чуда: пространство для такого множества декораций, которого не видел ни один театр в Лондоне. Бедняга открыл его в тысяча восемьсот девяносто первом году оперой Салливана «Айвенго». Она продержалась какое-то время, но, по общим отзывам, была настоящей тягомотиной, чванной, по-дурацки беспомощной, напыщенной, неоригинальной. Публика жаждала зажигательных песен и шуток в стиле «Микадо», а не занудной английского эпики на тему долга и силы духа. Затем здесь поставили еще несколько опер, которые благополучно отдали богу душу, и переключились на варьете.

Ручкой сложенного зонта, прислоненного к стене, он постучал в окно билетной кассы.

– Послушайте, вы где?

Матовое стекло поднялось, и за ним появилась миниатюрная женщина с усталым лицом, в бесформенном коричневом свитере и юбке. На трикотажном свитере было вывязано название оперетты Оффенбаха, заглавные буквы вышиты голубыми нитками. На детективов пахнуло крепким запахом одеколона. У женщины были старомодная завивка с локонами и пенсне. Мэй догадался, что она намного моложе, чем выглядит. У нее были красивые глаза, большие и какие-то грустные.

– Ах, вы, должно быть, мистер Брайант. Я не знала, когда вы появитесь.

– Мисс Уинтер? Вижу, вы уже рекламируете шоу.

– О, это. – Она смущенно оттянула свитер. – Правда ужасно? Требование нового руководства.

– Джон, это лицо театра – администратор Элспет Уинтер. Мой напарник Джон Мэй.

– Рада познакомиться, мистер Мэй.

– Как приятно встретить даму из театрального мира! – отозвался Мэй проникновенным тоном, который он бессознательно приберегал для женщин.

– Мы один раз заглянули, но никого не застали.

– А никого и не было. Я была на этаже с Нижинским. – Элспет открыла дверь кассы и вынесла черепаху в набитой соломой картонной коробке. – Я держу его под своей табуреткой из-за кипятильника, – объяснила она, – но не могу оставить одного: он жует провода. Нижинскому самое время впасть в зимнюю спячку, но у него бессонница. Все из-за бомб, они мертвого разбудят. Хотите спуститься вниз и поговорить с труппой? Они вот-вот начнут репетировать.

Брайант выглядел удивленным.

– Их оповестили о том, что случилось?

– Только о том, что вчера мисс Капистрания пропала и ее заменят. – Она пошла впереди, неся под мышкой коробку с черепахой, по направлению к партеру. – Художественный руководитель – женщина, Елена Пароль. Для нее это своего рода творческое возрождение. Она на некоторое время выпала из обоймы, если вы понимаете, что я имею в виду. – Жестом правой руки она показала воображаемую бутылку. – Любит приложиться. Страховщики не позволяют ей ни капли брать в рот в течение всего постановочного цикла. – Она указала на группу, выстроившуюся перед пустой сценой. – Еще не все декорации прибыли, и все нервничают, поскольку не могут закончить блокировку.

– Простите, что значит «блокировку»?

– Фиксацию движений, мистер Мэй. Если хотите что-нибудь узнать, говорите со мной. Я всегда на месте, они все у меня на учете. Та, что в желтом платке, Елена. Чернокожий джентльмен с артистической прической – Бенджамен Вулф, импресарио мисс Капистрании. Вон тот смущенный парень – Джеффри Уиттейкер, помощник режиссера. Девушка возле него – Мадлен Пени, ассистент режиссера, ее на время позаимствовали у компании «РАДА», поскольку нашу ассистентку слегка разбомбили и у нее случился нервный срыв. Мужчина, присевший на ступеньках, в щегольском кардигане, – Гарри, он следит за порядком вокруг. Они представят вас труппе.