Темный грех

Я разворачиваюсь так быстро, что моя сумка ударяется о дверную раму. В ушах появляется слабый звон, становящийся громче с каждым ударом сердца, пока мне не начинает казаться, что голова вот-вот взорвется.

Нера все еще стоит на том же месте, что и раньше, но теперь она смотрит на меня, а по ее щекам текут слезы.

— Твои глаза, демон, — говорит она едва слышным шепотом.

Ее приглушенные слова — это еще один удар в грудь, достаточно сильный, чтобы я попятился назад, ударившись о дверь позади себя. Сумка соскальзывает с моего плеча, и с грохотом падает на пол. Я даже не замечаю, что иду через комнату, пока не оказываюсь прямо перед своим тигреноком и маленькой девочкой. Мои руки сами собой поднимаются — левая, чтобы коснуться мягкой щеки, правая, чтобы сжать пропитанную слезами кожу, которая преследовала мои сны, — и тут на меня обрушивается реальность.

Брызги крови.

Крики.

Смерть.

Выброшенный красный шарф лежит на земле у ног моего тигренка, когда она держала на руках тело своего отца. Живой красный оттенок шелка, насмешка над лентой крови, вытекающей из красного отверстия в центре его лба.

Мои пальцы останавливаются в дюйме от небес. Я делаю глубокий вдох и опускаю руки, отступая на шаг. Затем еще на один. Я отступаю от единственного, чего когда-либо хотел, через всю комнату. Моя спина прилипает к стене, и все, что я могу делать, это наблюдать за ними.

ГЛАВА 33

Лючия тянется к игрушечному набору посуды, разбросанному на ковре у моей кровати, и поднимает миниатюрную чашку.

— Чай для мамочки.

Я беру подношение и делаю вид, что пью, наблюдая за Каем. Он застыл возле порога и за последние четыре часа не сказал мне ни слова. Когда он отступил от нас на кухне, у меня чертовски сильно сжалось сердце. Он не просил взять Лючию на руки. Он даже не прикоснулся к ней. Он просто… отступил.

Он просто стоял, прислонившись спиной к самой дальней стене, пока я угощала Лючию фруктами, а потом рисовала мелками, которые купила для нее Зара. Когда пришло время ужина для Лючии, я усадила ее на стульчик, пока готовила еду. Кай отошел на несколько шагов в сторону и продолжал наблюдать за ней издалека. Его взгляд не отрывался от нее ни на секунду за все это время.

— Голубое для мальчиков, — вдруг восклицает Лючия, берет голубой пластиковый стаканчик с подставкой и, вскочив на ноги, направляется к Каю.

Он моргает, бледнеет, и его глаза расширяются. Лючия останавливается перед ним и поднимает игрушечную чашку. Судя по выражению его лица, когда он смотрит на ее протянутые руки, можно подумать, что она предложила ему взрывное устройство. Медленно он забирает у нее стаканчик — он выглядит нелепо в его огромной руке — а затем подражает моим действиям, делая вид, что пьет.

Лючия улыбается, потом кладет руку ему на голову и хихикает.

— У тебя девчачьи волосы.

Кай становится абсолютно неподвижным, даже его дыхание полностью остановилось, но эмоциональное потрясение в его глазах совершенно не соответствует его неподвижному телу. Наша дочь гладит его по голове, как она обычно делает это со своими плюшевыми игрушками, а затем обходит его и направляется в гостиную, где Зара расправляет подушки на диване.

С тех пор как сестра приехала час назад, она старалась делать вид, что занята работой по дому, при этом не сводит с нас настороженных глаз. Она всегда защищала Лючию, но меня удивляет отсутствие какой-либо другой реакции с ее стороны. Ни вопросов, ни обвинений, ни требований. Она ни словом не обмолвилась о том, что нашла Кая здесь. И это не из-за ее прежнего нежелания разговаривать с незнакомыми людьми. Это совсем другое. В последнее время я вообще не узнаю ее.

— Мы собираемся принять ванну, — говорит Зара, подхватывая Лючию на руки. — И я уложу ее в постель.

Я киваю.

— Хорошо.

Мой демон следит за ними глазами, пока они не исчезают в двери ванной, затем медленно поднимается и садится рядом со мной на кровать.

— Кто… — Он сглатывает, глядя на белую стену перед собой. — Кто-нибудь знает?

— Нет. Кроме моей сестры и Массимо, нашего сводного брата, все считают, что она дочь Батисты.

— Почему?

— Потому что так было безопаснее.

Он наклоняет голову, сосредоточившись на своих сцепленных руках между широко расставленными коленями.

— Мне нужно проверить твою рану, — говорю я.

— Все в порядке.

— Мне все равно нужно ее проверить. — Мое плечо задевает его руку, когда я встаю, и от этого случайного прикосновения меня пробирает дрожь. — Я схожу за аптечкой.

Коробка с медицинскими принадлежностями находится на кухне, и когда я огибаю барную стойку, чтобы достать ее, в ванной раздается смех. У меня защемило сердце, и я улыбнулась. Я представляю, как Зара, промокшая насквозь, принимает ванну с Лючией.

Когда я возвращаюсь в свою спальню, Кай стоит у прикроватной тумбочки и рассматривает фотографии в рамках, расставленные на ней.

— Сними рубашку, — шепчу я.

Его челюсть сжимается.

— Не думаю, что это разумно, тигренок.

— Ничего такого, чего бы я не видела раньше. — Я делаю шаг к нему и начинаю растегивать первую пуговицу.

У меня был план, мне нужно быть равнодушной. Проверить порез на его боку и покончить с этим, словно это обычная задача. В конце концов, это он создал эту дистанцию между нами. Я сказала себе, что смогу это сделать. Я могу притвориться, что между нами больше ничего не осталось.

Неправильно. Его близость, его запах, тепло его тела, которое, кажется, просачивается в мое, даже когда мы не касаемся друг друга, — и все это заставляет мои чувства вырываться на свободу. Потребность прильнуть к нему и уткнуться носом в его кожу, снова почувствовать себя в безопасности и любимой, просто непреодолима.

Мне едва удается расстегнуть первую пуговицу. Мои пальцы дрожат, а зрение затуманивается от непролитых слез. Я делаю глубокий вдох и перехожу к следующей, а затем к следующей, работая исключительно на ощупь, а не полагаясь на зрение. Как только расстегивается последняя пуговица, я отпускаю его рубашку и не свожу глаз с его груди, не решаясь встретиться с ним взглядом.

Марля на порезе покрыта засохшей кровью. Осторожно сдираю ее, затем наношу толстый слой крема с антибиотиком. Рана не выглядит инфицированной.

— Ты принимаешь лекарства?

— Да.

Я начинаю накладывать новую повязку. — Продолжай принимать их еще как минимум пять дней. На всякий случай.

— Чертовски тяжело находиться так близко, когда все мое существо жаждет прижаться к нему. Чувствовать его тепло, окутывающее меня. Мне всегда казалось, что ничто не может коснуться меня, когда я нахожусь в его объятиях. Как он мог меня бросить?