Тёмный лорд
Шрифт:
— Три дня. Мистер Рональд Уизли и мисс Грейнджер будут весьма счастливы, что ты наконец пришел в себя. Они были крайне обеспокоены твоим состоянием.
— Но, сэр, а как же камень…
— Я вижу, что он волнует тебя больше всего остального. — Улыбка сползла с лица Дамблдора. «Он подумал о камне вперед друзей», — вздохнул он про себя. Том на первом курсе, несмотря на все праздники, гирлянды и елки, несмотря на дружбу с мисс Литтлотон, тоже что-то искал о бессмертии. С этого, собственно, все и начиналось. Неужели даже Гриффиндор…
— Что ж, поговорим о камне. Профессору Квирреллу не удалось
— Вы были там?! — воскликнул Гарри. — Вы получили сову, которую послала Гермиона?
— Должно быть, мы разминулись в воздухе, — улыбнулся Дамблдор. — Как только я прибыл в Лондон, сразу стало очевидно, что я должен находиться как раз в том месте, которое я покинул. Я прибыл вовремя и успел стащить тебя с Квиррелла…
— Значит, это были вы, — произнес Гарри. — Это были вы…
— Я боялся, что опоздал, — признался Дамблдор. Если бы только Гарри понимал, что значит опоздать. Однажды на Пасху он уехал в Лондон, и Том наверняка залез в Запретную секцию. Нашел ли он тогда что-то о бессмертии? Кто знает…
— Да, вы чуть не опоздали, — согласился Гарри. — Я еще немного, и он бы вырвал у меня камень…
— Я боялся не за камень, — мягко поправил его Дамблдор, —, а за тебя. «Да, за тебя, Гарри. Если, конечно, ты Гарри», — с горечью подумал он. Но разве это все расскажешь ребенку? — Схватка отняла у тебя все силы, и ты едва не погиб. В какой-то момент я даже подумал, что это произошло. А что касается камня, то он был уничтожен.
— Уничтожен? — недоверчиво переспросил Гарри. — Но ваш друг, Николас Фламель…
— О, так ты знаешь о Николасе? — судя по голосу, Дамблдор был очень доволен этим обстоятельством. — Ты все разузнал, не так ли? Что ж, мы с Николасом немного поболтали и решили, что так будет лучше.
Пожалуй, это в самом деле хорошая новость. Гарри, помнится, лазил на Рождество в Запретную секцию, как в свое время и Волдеморт. Когда был таким же, как он. Только галстук был не красно-желтым, а серебристо-зеленым. Впрочем, Том искал книги о бессмертии. Гарри — о Николасе. Само бессмертие его, слава Мерлину, кажется мало интересовало.
— Но это означает, что он и его жена умрут, не так ли? — продолжал недоумевать Гарри.
— У них имеются достаточные запасы эликсира для того, чтобы привести свои дела в порядок. А затем — да, затем они умрут.
Дамблдор улыбнулся, видя непонимание на лице Гарри. Слава богу, он, кажется, не боится смерти. Перед глазами поплыла сцена, которую он много раз смотрел в мысливе: урок после Хэллоуина. Начал падать первый снег, и высокий темноволосый мальчик, задумчиво глядя на беспорядочное кружение снежинок, говорит ему, учителю трансфигурации, что нет ничего хуже смерти. Интересно, чья смерть стала для Лорда Волдеморта таким потрясением, что превратила его в змееподобное существо?
— Такому молодому человеку как ты, это кажется невероятным. Но для Николаса и Пернеллы умереть — значит лечь в постель и заснуть после очень долгого дня. Для высокоорганизованного разума смерть — это очередное приключение. К тому же камень — не такая уж прекрасная вещь. Представь себе — он может дать столько денег и столько лет жизни,
сколько ты захочешь! То есть две вещи, которые в первую очередь выберет любой человек. Но беда в том, что люди, как правило, выбирают то, что для них является наихудшим.Воцарилась тишина. Гарри лежал, глядя в потолок и не зная, что сказать. «Он не боится смерти… Он не спрашивает, как можно ее победить, — говорил себе Дамблдор. — И он смотрит на меня, а не в окно. Разве Том сейчас смотрел бы на меня?»
— Сэр! — наконец окликнул его Гарри. — Я тут подумал… Сэр… даже если камень уничтожен, Вол… Я хотел сказать, Вы-Знаете-Кто…
— Называй его Волдеморт, Гарри.
«А лучше — Том, — добавил про себя директор. — Впрочем, нужно ли говорить, правда, такие вещи ребенку?»
— …Всегда называй вещи своими именами. Страх перед именем усиливает страх перед тем, кто его носит.
— Да, сэр, — Гарри поспешно кивнул, ему не терпелось услышать ответ. — Я хотел спросить: ведь теперь Волдеморт будет искать другой способ вернуть себе силы, правда? Я имею в виду, ведь он не исчез навсегда?
— Нет, Гарри, — согласился Дамблдор. — Он все еще где-то здесь, возможно, ищет новое тело, в которое мог бы вселиться… Так как он не является живым существом в полном смысле этого слова, его нельзя убить.
Перед глазами поплыла картина, как Том и Миранда уплетают вместе жареную утку, а в камине Большого зала весело гудит пламя. Зимы тогда были лютые, со снежными бурями — не чета нынешним. Том улыбался, когда райвенкловка, поправив очки, что-то говорила ему. Он не существует в полном смысле слова и не является живым существом…
— … Он бросил Квиррелла умирать, — продолжал профессор, — ведь он безжалостен не только к врагам, но и к союзникам. — Дамблдор, вздрогнув, вспомнив, как уже пятикурсник Том сжимал в отчаянии мертвое тело Эмилии Гринграс. — Однако ты не должен огорчаться, Гарри, пусть ты всего лишь на какое-то время отдалил его приход к власти. Но в следующий раз найдется кто-то другой, кто будет готов сразиться с ним. И это несмотря на то, что наша борьба против него кажется заранее проигранной. А если его возвращение будет отодвигаться все дальше и дальше, возможно, он никогда не будет властвовать.
Он никогда не будет властвовать… Старик вспомнил, как за окном падает первый снег, и Том сосредоточенно превращает пуговицы от пальто в жуков. Время было военным, не богатым, и черные пуговицы служили отличным подсобным материалом. Он, профессор, всегда поражался неестественной худобе и сутулости этого ребенка. Интересно, а если однажды тот бывший ребенок все же будет властвовать? При одной мысли об этом Дамблдор почувствовал холод.
Гарри тем временем попробовал кивнуть и поморщился от боли.
— Сэр, есть еще кое-что, что я хотел бы узнать, если вы мне расскажете, — тихо, но настойчиво произнес он. — Я бы хотел знать всю правду…
— Правду… — вздохнул Дамблдор. — Правда — это прекраснейшая, но одновременно и опаснейшая вещь. А потому к ней надо подходить с превеликой осторожностью. Однако я отвечу на твои вопросы — если, конечно, у меня не будет достаточно веской причины для того, чтобы промолчать. Если я не смогу ответить, прошу меня простить: я промолчу, потому что ложь недопустима.