Тёмный повелитель

— Это манипуляция!

— Конечно. А ты как хотела?

У меня вырвался невесёлый смешок:

— Да, действительно. Это же ты.

Рэй повернулся к окну.

— Я не виню тебя в нашем провале, — отрешённо произнёс он, вглядываясь в одинокую звезду, показавшуюся в разрыве туч. — Или себя, если уж на то пошло. Алетта очень хорошо подготовилась, а арестовать её раньше, не выдав никому тайну бессмертия, было совершенно невозможно.

— Но ты всё равно себя винишь, — тихо сказала я.

— Это уже неважно. Как я сказал, время признаний прошло.

Я молча смотрела ему в спину. Будь убийцей моего отца не он, что бы я чувствовала?

Я не знала. У меня уже не было сил на чувства. Слишком ясно стоял голос Рэя в ушах, произносящий кодовое слово.

И кровь на камнях арены.

— Откуда ты вообще берёшь эти кодовые слова? — устало произнесла я.

— Из архивов древних сиддов, — серьёзно произнёс Рэй. — Они очень тщательно записывали свои истории мести. Удачные, конечно: неудачные записывать было некому.

Он обернулся, и несколько секунд мы глядели друг другу в глаза.

— Я буду по тебе скучать, — тихо сказала я.

— Мы по-прежнему будем работать вместе.

— Ты знаешь, что я имею в виду.

Едва уловимая пауза. А потом Рэй наклонил голову:

— Знаю. Но увы, Фаэль.

— Увы — что?

Вместо ответа Рэй бесшумно прошёл к двери, не бросив даже взгляда на свою рубашку, оставшуюся на моих плечах. Взялся за ручку.

— Мы по-прежнему будем работать вместе, — произнёс он. — Но скучать по прошлому я не буду. И по тебе — тоже.

Его тон был абсолютно искренним. Точно так же Рэй говорил с Джейеном в последний раз на спине дракона, отпуская его. И именно таким тоном он шептал мне странные и невозможные вещи в ночь, когда я полностью находилась в его власти.

— Неужели ты никогда не бываешь настоящим? — еле слышно прошептала я. — Ни одной секунды?

По губам Рэя скользнула странная горькая улыбка:

— Возможно, ты и не заметила бы разницы.

— Что ты имеешь в виду?

Вместо ответа Рэй открыл дверь — и растворился в воздухе.

Я осталась в своей спальне одна.

Не было смысла пытаться заснуть, наверное. Я вздохнула и встала.

Завтра будут тайные и тихие похороны тела леди Алетты. Конечно же, мне нельзя было туда идти и вызывать излишние вопросы, да я и не собиралась этого делать. Я не хотела думать о ней как об отце. Просто не хотела.

Я подошла к комоду. Переехав в собственную комнату, я решила взять из дома вещи и напоминания, которым не было места в общей спальне Второй Академии.

Например, старый портрет отца. Пару коротких писем, которые он написал мне по случаю. Красивая морская раковина с другого края мира, идол-талисман полированного дерева, пластинка из солнечного камня… Не артефакты — обычные сувениры, но они были дороги мне до сих пор. Память об отце, каким я его знала.

Узел белой ленты на тонкой пачке писем выглядел совершенно так же, как в день, когда я его завязала. Даже едва заметный волосок был на том же самом месте. Я рассеянно улыбнулась и развязала ленту.

И моргнула, вместо трёх пожелтевших листков увидев четыре.

— Нет, — прошептала я, разворачивая незнакомый лист. — Не может быть.

Но чернила на нём — я не могла ошибиться — выглядели свежими.

Вчерашними.

И почерк моего отца совершенно не изменился.

«Моя дорогая Фаэль,

Не думаю, что «гриссёнок» здесь подойдёт. Ты стала старше, в конце концов».

У меня вырвался сдавленный всхлип.

«Мои планы могут пойти прахом в любой момент, поэтому я заранее решил попрощаться. Если ты случайно прочитаешь это письмо до открытия турнира — не ходи туда. Увы, другой возможности предупредить тебя у меня не будет.

Я много думал о том, чтобы сделать тебе подарок, о котором мы говорили. Новые лица и новые приключения… эта мысль восхищает и ужасает тебя, не так ли? И ужаса сейчас куда больше, чем восхищения.

Ты не готова, как и я когда-то был не готов. Что ж, пока ты не отбросишь глупые условности и не решишься взять своё, я буду ждать и наблюдать. Мы не увидимся открыто — пока. Но, поверь, я тоже жду этой встречи.

У тебя ещё примерно двадцать пять лет, Фаэль. Это очень много.

Но время летит быстро».

Слёзы текли по моим щекам. Я смахнула их раз, другой, но они не останавливались. Поэтому я отодвинула письмо, чтобы ни одной капли не упало на лист.

Я приближалась к самому финалу. Последние строчки, которые написал мне отец.

Больше я не услышу и не прочитаю от него ни одного слова.

Ни одного.

Я зажмурилась, изо всех сил стараясь не разрыдаться, и перед глазами вдруг всплыло видение, которое с помощью дыма и неторопливого рассказа наслал на меня Рэй. Чёрные шёлковые маски, страстные поцелуи, обнажённые тела, барабаны и огоньки свечей во тьме.

Как ни странно, мне вдруг сделалось легче. Часть меня всё ещё оставалась мной — хрупкой студенткой Академии, горюющей, потерявшей отца. Но другая часть вслед за Рэем продолжала идти по лестнице, сплетённой из масок, ролей и образов, и, пусть пока их было немного, я знала, что рано или поздно посмотрю в зеркало и увижу десятки отражений. Возможно, тогда я пойму и Рэя, и отца куда лучше.

Вот только я боялась, что, когда это произойдёт, мне будет уже наплевать.

Я вытерла слёзы и вернулась к драгоценным строчкам.

«Если завтра меня не станет — совсем, нигде — не теряй надежды. Не ради памяти обо мне, но ради себя самой.

— Но зачем? — прошептала я. — Ты ведь мёртв.

«Жизнь продолжается. Помни о даре, что я тебе обещал. Овладей своей душой, своей фантазией, своим сознанием. Помнишь книгу с упражнениями для медитации, где я учу сжимать сознание в точку? Фаэль, сначала тебе нужно познать свою душу, чтобы знать, что ты берёшь с собой, потому что наступит день, когда ты возьмёшь с собой себя. И твоя задача — ничего не забыть. Если я останусь жив, я хочу быть рядом со своей дочерью, пока она радуется осенним листьям вместе со своими детьми, глядит издалека на своих правнуков с насмешливой улыбкой, влюбляется заново, учится уничтожать своих врагов и познаёт мир. И хочу увидеть счастье в её глазах, когда она поймёт, что мир бесконечен и непознаваем.

Даже если меня не будет рядом, у тебя получится. Просто помни, что у меня уже получилось.

Я люблю тебя, гриссёнок. Думай обо мне иногда».

Я долго сидела, глядя на листок, пока лицо не заволокла слепящая пелена слёз.

Алетта не могла бы написать так. Никто из тех, кого я знала, с кем говорила, не смог бы выразить душу моего отца этими словами. Никто.

Или они были настолько хорошими актёрами, что спрятали его душу за идеальной маской?