Темный янтарь

— Ох, ты ж… – пробормотал кто-то из командиров.

— Красавцы, – в голос отозвался Василек. – Точно-то как рассчитали!

На идущем навстречу составе увидели встречную тень, панически загудел паровоз – там явно пытались затормозить, возможно, дать задний ход. Но было поздно – паровоз-таран летел на бешеной скорости. Мелькнули спрыгивающие с паровоза фигурки…

Катастрофа произошла метрах в восьмистах от станции. Сначала показалось, что могучие рельсовые машины столкнулись почти беззвучно, потом чудовищно громыхнуло и вспыхнуло, да так, что вздрогнула станция. Там – на насыпи лязгало, чудовищно расползалось, вагоны лезли друг на друга…

Ошеломленный Янис не мог оторвать взгляда. Да сколько же там людей в вагонах?!

Сквозь ужасный хруст донеслось жужжание телефонной ручки, артиллерист закричал в трубку:

— Девятый, передавайте, ориентир четыре… пристрелочным…

Лежащие у насыпи паровозы и вагоны было видно отчетливо – там что-то горело. Сошедшие с рельсов, но оставшиеся на путях вагоны окутывала темнота, там что-то смутно мелькало, выбиралось из вагонов. Разрыв пыхнул левее насыпи, у одинокой сосны. Громыхнуло – посыльные отшатнулись от лопнувшего стекла в окне….

Капитан-артиллерист кричал в телефон, плотно зажимая свободное ухо. 130-мм снаряды ложились всё ближе к насыпи – наводчики 23-й береговой батареи были точны. Взлетало в воздух что-то неопределенное, бездушное, выгибались смятые рельсы… Еще и еще вспыхивало оранжевым в огненно-черной ночи…

— Прекратить огонь! – скомандовал капитан.

Стихло… только что-то относительно негромко хлопало в горящих вагонах, да трещали разрозненные выстрелы в тенях зарева. Правда, вскоре опять вовсю загремело – выдвинувшиеся по дороге бронеавтомобили ударили из пушек и пулеметов. Янису казалось, что там – у насыпи – и так всех поубивало, но, видимо, это было не совсем так. Застрекотала пулеметная установка с зенитного грузовика… Были там еще немцы, были…

— Закругляемся, – спрыгнувший с крыши старший лейтенант Василек махнул посыльным. – Давай к машине. Товарищ капитан, вы с нами?

— Да уж, подвезите, – артиллерист не отрывался от бинокля.

Спецсвязисты спустились вниз. Командир кивнул москвичу:

— Метнись к железнодорожнику, предупреди, что немцы могут начать ответный обстрел. Пусть в подвал или еще куда лезет, отсиживается. Да, и если позже будут спрашивать, пусть скажет, что взаперти держали, ничего не видел, не знает.

— Понял, передам. Товарищ старший лейтенант, а можно хотя бы издали глянуть… – Серега указал в сторону стрельбы.

— Это тебе чего, кино, что ли? – удивился Василек. – Еще насмотришься, почти-тезка. Вы бы, парни, лучше тех железнодорожников запомнили, что вовремя немцев в поезде засекли, да локомотив так от души разогнали. Вот это красивый героизм, это да.

Стрельба у разнесенного поезда стихала. Спецсвязистов догнал капитан-артиллерист, Стеценко был наготове, «Линда-2» завелась мигом.

Командиры сели в кузов, Янис слушал их разговор, мало что понимал… про ориентиры, темп стрельбы, кучность… Вообще старший лейтенант спецсвязистов знал уйму всего военного, хотя вроде бы летчик… Или все же не летчик?

***

Стояли в темноте у комендатуры, где застрял командир. В кабине похрапывали водитель и басовитый Пахомов. Яниса тоже клонило в сон – на редкие выстрелы где-то в городе организм уже не особо реагировал. Но рядом ерзал Серега, бубнил:

…— Все ж дали мы им! Вот это засада так засада! Батальона два там немцев было, не меньше…

— Не знаю, какие у немцев батальоны, но Василек говорил про усиленный взвод.

— Значит, сильно усиленный[3]! Это ж целый поезд! Может, старший лейтенант просто не знает, сколько их там было, мы же близко не подходили…

— Это Василек-то «не знает»?

— Не, знает, конечно. Это я так, размышляю. Думаю, что он не очень-то летчик. Особая такая связь. Которая разведка.

— Серый, давай не будем про то обсуждать. Оно нам знать не надо. Мы все же временные.

— Да, это жаль. Но ты прав – болтунами мы не были и не будем! – заверил суровый москвич.

— Разве что чуть-чуть, – Янис, поколебавшись, сел на тротиле удобнее и рискнул спросить: — Ты не знаешь, отчего у нашего командира этакий интерес к… ну, ты знаешь к кому.

— А, он у тебя тоже выспрашивал? – немедля догадался Серега. – Точно, у меня допытывался, а я что сказать могу? Я же и видел ее пару раз мельком. Так-то дело понятное: он геройский командир, она жуть какая симпатичная. Как тут не быть интересу?

— Э… а она точно такая симпатичная? – осторожно уточнил Янис. — Нет, девушка хорошая, я не спорю. Но чтобы так… с полувзгляда. Она же худая. Я бы даже сказал, тощая.

Москвич хмыкнул:

— Я с тебя, Ян, сильно удивляюсь. Ты балбес, что ли?

— Отчего я «балбес»? Я же правду говорю – худая.

— Да причем тут это?! Она стройная, не жирная, не откормленная, да. Изящная. И есть в ней эта… поэтичность, – Серега подумал и попытался объяснить: — Может, не поэтичность, а сказочность. Волшебность. Вот сказочная, но комсомолка. Взгляд она так и притягивает, понял? Нет, чо-то ты толстокожий, Ян. Может, ты просто к местным девчонкам привык, не замечаешь. Она же еще такая…, головой светлая как снег. Хотя некрашеная.

— А, вот это понятно.

— Да ничего тебе не понятно. Это детали, внешние штрихи, объясненье для нас с тобой, людей практически посторонних, соседских. А старший лейтенант глянул, и готово – прямое попадание. В сердце.

— Так не бывает, – усомнился Янис.

— Как не бывает, когда ты сам видел?! – рассердился москвич. – Я и сам слегка удивился, но что ж глазам не верить? В книгах, кстати, тоже такие случаи описаны. Я, вообще-то, про чувства больше пролистывал, но представление имею. У тебя у самого-то как? У тебя же невеста, букеты, обручение, любовь-морковь?

— У меня как-то иначе, – признал Янис.

— Да я уже понял, что иначе, расспрашивать не буду. Но ты мне вот что скажи…

Скрипнула высокая дверь комендатуры, вздрогнул часовой у ступеней – старший лейтенант Василек направлялся к машине.

— Четыре часа на отдых, товарищи бойцы. Можно во двор заехать, там устроимся.

— Зачем во двор? – удивился Янис. – Тут до дома рукой подать. Имеются кровати, пусть без белья, но с матрацами. Диван. Плита. Умыться нормально можно, подремать.