Тень дракона

– Он слишком провоцирует меня на конфликты. Слишком демонстрирует свою антипатию ко мне. Я, кстати, так и не понял почему.

– То, что он демонстрирует – это ничего не значит. Он для того может и отрываться, чтобы снять с себя подозрение. А тебя он не любит… Ты плохо относишься к ментам из-за того, что они тебя чуть не убили? А он не может забыть, как такой же, как ты журналист чуть не вышиб его из органов. Он нарвался на компанию пятнадцатилетних пацанов, здорово угашенных. Они полезли в драку. Малолетки с ножами – все, как положено. Он одному из них сломал руку. Второму организовал сотрясение мозга. Все, в общем, в пределах разумного. Но одного из мальчиков решили отмазать, а для этого нужно было затоптать мента. И журналист поднял кампанию против жестокости и превышения… Не с чего Димке вас любить, господин журналист.

– Не с чего, – согласился Шатов. – И кто же стучит Дракону? А, чуть не забыл, Барановского тоже можно вычеркнуть из списка подозреваемых.

– Что так? Неужто из-за того, что он только сегодня появился в группе.

– Ну…

– Он пришел из информационного центра. А там, понимаешь, можно получить данные на любого из нас. И, кстати, сводку Дракону там добыть очень даже просто. Нет?

– Да, – Шатову вдруг пришла в голову забавная мысль, – а ведь и я мог бы…

– Мог. Только в вашей истории, господин Шатов, слишком много эмоционального. Такое трудно придумать. Кроме этого, у меня есть другие источники.

– Кстати, об источниках…

– Без комментариев.

– Вот даже как? Тогда поясните мне, почему это не может быть майор Сергей Сергиевский?

Майор ответил не сразу, тщательно взвесил эту мысль и цыкнул зубом:

– Может. Совершенно спокойно может. А разговоры о «кроте» ведет только для того, чтобы запудрить мозги Шатову. Сергиевский вообще мог бы всю группу укомплектовать своими людьми, убийца к убийце. И выходит, что у меня положение чуть легче, чем у Евгения Шатова. Я могу верить себе и ему, а Шатов – только себе. Тяжело ему будет.

– Справлюсь, – резко ответил Шатов.

Снова – слишком резко. И снова кровь очень легко бросилась в лицо. И кулаки сжались. И заколотилось сердце. Что это с ним? Ведь не было никакого повода. Просто разговор. Просто обсуждение проблемы…

А какого черта майор прицепился? Что за намеки и ирония? Считает, что может все? Козел в погонах! Шатов торопливо отвел глаза. Не нужно, чтобы Сергиевский увидел их выражение. Совершенно не нужно. Да чего же Шатов так трясется перед майором? На фиг! Ни минуты. Ни секунды. Сейчас я выскажу Сергиевскому…

Спокойно! Спокойно, Шатов. Что с тобой? Это напоминает безумие. Ты бросаешься в драку по любому поводу, ты срываешься из-за пустяка. Сейчас успокойся, глубоко вдохни и выдохни. И разожми пальцы. Молодец. А теперь посмотри в глаза майору. Спокойно, уверенно. Ты сможешь.

– Что случилось? – спросил майор.

– Ни-че-го… – по слогам произнес Шатов.

– Я же вижу.

– Да!… – спокойно, – нервы. Просто нервы. Я в последнее время слишком близко все принимаю к сердцу.

Зазвонил телефон, не сотовый в кармане, а тот, что стоял на столе. Шатов напрягся. Дракон все-таки перезвонил?

– Майор Сергиевский. Да. – Сергиевский посмотрел на Шатова и еле заметно покачал головой – не Дракон. – Да, Пирог. Старший лейтенант. Да, с ведома Ознобишина. Да что ты ко мне прицепился. Перезвони генералу, узнай. Да. С вами не то, что в бутылку, в за… куда угодно полезешь. И не задерживай их там. Пока.

Не Дракон. Кровожадный безумный маньяк терпеливо ждет назначенного времени. Смешно? Очень. Обхохочешься. Изойдешь смехом.

– Перезвони своей жене, – сказал майор. – Чтобы подготовилась к приезду Пирога, вещи там собрала, самое необходимое.

Вещи… Вывезти ее вместе со всеми… Это будет забавно, подумал Шатов. Хорунжий будет биться в истерике, узнав, что его тщательно спланированная и скрупулезно исполненная операция прикрытия получит такое развитие.

– Нет, – сказал Шатов.

– В смысле? Тебе не жалко жены?

– Он ее не тронет.

– Откуда такая уверенность? Он что – предупреждал?

– Не знаю… Если сейчас исчезну я, или я спрячу ее, то Дракон отреагирует болезненно. Он хочет, чтобы я знал, чтобы я каждую секунду чувствовал свою уязвимость. Я себе даже представить не могу, что он сделает… Я… – Шатов почувствовал, что теряет мысль, что объяснение выходит путаное и невнятное.

Но не может же он, в конце концов, просто заявить, что Вика на службе и не может покинуть своего боевого поста. И самое главное – он не собирается отчитываться перед майором, пусть у него даже два высших образования и спецназ. Плевать! Он всегда сможет заткнуть пасть этому майору…

Стоп.

И еще раз – стоп. Что-то тут не так. Нервы. Он слишком издергался и срывается от малейшего толчка. Так нельзя. Нельзя. Нужно просто уйти отсюда. Выйти на улицу. Здесь слишком душно. Давят стены и потолок. Душно…

Шатов потянул ворот рубахи. Что-то треснуло. На улицу… Ему нужно уходить. Все бросить и уходить. Домой. Там нет Виты, но это и не важно. Просто уйти отсюда.

Шатов встал.

– Что случилось? – спросил Сергиевский.

– Ничего. Просто мне нужно идти домой. Ждет жена.

– Нельзя.

– А кто мне помешает? Ты, майор? Попробуй. Думаешь, твое спецназовское прошлое сможет меня остановить? Я тебе вобью его в глотку, только сунься, – Шатов засмеялся. – Я буду делать только то, что решил я сам. И лучше не становись на моем пути. Въехал?

– Въехал, – Сергиевский сказал это очень-очень тихо.

– Вот так, милейший, я пошел. Если что – звоните, но не на сотовый, а на мой домашний. И – все.

Шатов шагнул к двери. Остановился. Немного поколебался, потом оглянулся. Сергиевский смотрел ему вслед, и во взгляде его читался не страх. Нет. Напряжение? Настороженность?

– Извините, – сказал Шатов неожиданно для себя. – Не обращайте внимания. Это нервы. Это просто нервы.

Глава 9

Город затих. Еще густо светились окна домов, еще двигались тени по задернутым шторам, но на улицах уже почти никого не было. На пути к Центральному парку Шатову попалась только одна парочка, слишком увлеченная собой, чтобы бояться темных закоулков.

А Шатов еще помнил время, когда по вечерам Парк был ярко освещен, и до одиннадцати часов вечера в нем работали аттракционы. Сотни людей стояли в очередях на карусели и колесо обозрения. На танцплощадке, ее тогда называли «болото», было людно и шумно.