Тень гоблина

— Это из администрации президента. Вы встречаете Плавского?

— Да, встречаю, только что объявили посадку самолета. Как встречу, сразу же перезвоню Таниной, как мы с ней и условились. А вы, простите, кто?

— Танину сегодня отстранили от должности в связи с переходом на другую работу, — после короткой паузы, отчетливо сказал голос.

— Что?! — в глазах Малюты потемнело, он моментально представил медленно багровеющее лицо генерала…

— Да вы не волнуйтесь. Все договоренности остаются в силе. Встречайте генерала и к четырнадцати часам сопроводите его в третий подъезд. Знаете, где это?

— Да, конечно.

— И ведите его прямо в приемную Николая Николаевича Пужина, который уже назначен вместо Победы Игоревны. Вы все поняли?

— Да понял, — стараясь не выдать голосом оторопь, произнес Скураш. — Но Пужина я не знаю. Мы только однажды мельком встречались в кабинете мэра Ульянограда.

— Это не важно. Он вас знает. Удачи. Главное, настраивайте вашего бывшего начальника на позитив, — произнес голос и отключился.

«Вот дела!» — Малюта засновал по залу официальных делегаций. — Просто дурь какая-то! Почему не позвонила сама Победа? Может, здесь кроется какой-то подвох? — он принялся названивать Таниной, однако, все ее телефоны, включая мобильный, глухо молчали. — Да, пожалуй, и не стоит сегодня звонить опальной знакомой, говорят это дурная примета. Главное, успокоиться, Плавскому подобная перемена должна, по всей видимости, понравиться. Если я только не ошибаюсь, этот Пужин из чекистов, службу закончил не то майором, не то подполковником, и это в предстоящей встрече может сыграть весьма положительную роль. При всех раскладах генералу с полковником любых войск и служб будет разговаривать привычнее и легче, чем с занудным гражданским клерком, а уж тем более с государственной матроной. Вот это я понимаю — карьерный рост: подполковник, зам мэра, главный контролер, первый заместитель Главы администрации! Вот это растут люди! Выходит, не зря тебя сегодня с утра колотило, Скураш! Ну ничего, Пужин так Пужин. Нам, кривичам, один хрен.

Плавский прилетел вместе с Анной Александровной и Стариковым. Супруге губернатора был подан отдельный автомобиль, и она отправилась по своим делам. Пересадив одного из охранников в свою машину, Малюта устроился в «мерседесе» Плавского и, с трудом уняв волнение, стал докладывать резко изменившуюся обстановку.

— Так говоришь, «розовую дамочку» ушли? Может, это и хорошо. Баба у власти, да еще на регионах…

— Иван Павлович, может, это они специально к вашему приезду постарались, — воспользовавшись паузой, вставил Малюта, — для полного, так сказать, замирения? Надо же как-то восстанавливать с вами отношения, да и Администрацией сейчас управляет неглупый человек, по слухам, скоро может зятем Царя сделаться…

— Да причем здесь зять! — раздраженно выпалил сидевший рядом с шефом Стариков. — Здесь просто чья-то умная разводка. На самостоятельные игры такого масштаба ваш бывший коллега-журналист не способен, на какую должность его ни поставь. — В голосе Алексея Викторовича чувствовалась нескрываемая досада, видимо, что-то непоправимо рушилось в его заранее выстроенных схемах. И вдруг его словно осенило. — А что если это начало худшего варианта, Иван Павлович? Ваш заклятый друг вам давно звонил?

— Ты думаешь, это его игры? — насторожился Плавский.

— А кто его знает, только на связь с ним выйти стоит, и лучше до визита на Старую площадь.

Малюта напрягся каждой частицей своего естества, пытаясь не пропустить ни единого слова из этого, как ему казалось, очень важного разговора. За короткое время работы в Совете национальной стабильности, он только мельком соприкоснулся с тайными механизмами, приводящими в движение властные структуры. Как обычный, не ведающий никаких тайн гражданин, он по наивности еще до недавнего времени верил в существование некой высшей державной справедливости, которая непостижимым образом нисходит на властителей страны, и те, из обыкновенных смертных чудным образом превращаются в носителей и распорядителей народной воли, заступников и судей своих подданных. Народная вера в доброго и мудрого царя, комиссара, начальника, секретаря Политбюро и, наконец, президента продолжала жить в народе и преспокойно здравствовать. И не было в том ничего случайного и необычного, так как вера эта была замешана на такой гремучей смеси, что и черти и угодники посворачивали бы себе шеи. В основе вековой российской веры в светлого Царя лежало всё — и христианство, и язычество, и основы земледельческой общности, и древние цеховые традиции, и врожденный славянско-татарский коллективизм, и почти столетняя уравниловка, а, главное, звериная тоска по свободе и лучшей доле. Самое поразительное, что этот крутой замес никуда не исчез из душ людей. Тот древний и простецкий человек по-прежнему жив и, как тысячу лет назад, продолжает с тупым упрямством обожествлять государство и своего властителя, желая видеть в нем героя, жреца и жертву одновременно. И только окунувшись в темную бездну самой власти, испытав на своей собственной шкуре всю ее мерзость и подлость, человек прозревает, но это не приносит ему ни радости, ни счастья, ни достатка. Боль и безысходность поселяются в душе, страдания и муки совести сотрясают ее, а главное, начинает денно и нощно точить страх. Страх собственной несвободы и беззащитности.

Однако человек, не сломленный этим грузом, как переболевший чумой, получает иммунитет и становится опасным для власти и ее жрецов. Также опасен для какой-нибудь из жутких сект прозревший адепт или вырвавшийся из ложи масон-отступник. Вот почему власть не может терпеть в своих рядах честных, добрых и совестливых людей, она их иссушает и черствит еще на первых побегушечных должностях, доводя до среднестатистического уровня обезличенной исполнительской массы. Если же этого не происходит, человек изгоняется, как прокаженный, превращается в сумасшедшего, смутьяна, революционера, врага народа, предателя демократии, расхитителя народного достояния. Постижение тайной интриги власти, ее приводных ремней — одна из величайших тайн, тяжкая и весьма опасная затея.

Поэтому, внимательно вслушиваясь в разговор Плавского со Стариковым, Малюта понимал, что каждая фраза этого диалога может стать для него ответом на множество мучающих его вопросов.

— Если это начало, первый шаг на большой доске подвижек, то он — полная сволочь, — продолжал Стариков. — Значит, он готовится кинуть вас в очередной раз.

— Ну, я-то ему не козел, чтобы покорно ходить за морковкой! — с пол-оборота начал заводиться генерал. — Давай соединяй меня с ним…

— Иван Павлович! Не надо пороть горячку, — покосившись на притихшего и старательно демонстрирующего свое равнодушие Скураша, с предупредительными нотками в голосе возразил советник и, как бы испугавшись своей прилюдной дерзости, уже более мягким тоном, добавил: — Вот сейчас доедем до офиса и по нашим опробованным каналам будем пытаться связаться с нашим Всеобъемлющим. Горячиться и спешить мы не имеем права, к тому же день сегодня очень важный для вас. Сейчас главная задача — обаять этого расстригу-комитетчика.

Во дворе невысокого старинного особняка в Замоскворечье творилось самое настоящее Вавилонское столпотворение. Все подъезды к дворику, где располагалась штаб-квартира партии Плавского, были забиты дорогими иномарками, а сам двор, тесный и по-московски захламленный, был заполнен пестрой гудящей толпой ожидающих. Эти господа, дорого одетые и вальяжно покуривающие, поразительным образом разнились с теми людьми, которые еще неделю назад несли к избирательным урнам свои бюллетени, как свою последнюю надежду на лучшее будущее.

Когда машина генерала остановилась и охрана распахнула дверцу, раздались громкие аплодисменты. Под эти угодливые овации, с чувством собственного превосходства и видом победителя, из недр автомобиля выбрался ослепительно улыбающийся Плавский. Сделав приветственный жест рукой, генерал, ни с кем не поздоровавшись персонально, прошествовал к подъезду.

— Иван Павлович! — разноголосо заволновалась толпа, выпячивая вперед разномастные коробки, пакеты и свертки с подношениями.

— Приму всех! — как на плацу, рявкнул Плавский. — Только где-то в обед. Нанесу непродолжительный визит в Кремль и вернусь к вам. Недоступная власть народу не нужна! Спасибо за теплую встречу!

Генерала распирала искренняя гордость. Он вновь победил, победил назло всем, и теперь ему никто не страшен. Есть цель, достигнув которой, он исполнит свое предназначение — спасти огромную, красивейшую и богатейшую, но смертельно хворую державу с ее нищим народом. Только он сможет раз и навсегда излечить души людей, изгнав оттуда унижение и обиду и воскресив их веру в силу справедливой и мудрой власти. Генерал особенно не задумывался, кто возложил на него эту тяжкую миссию. Бога он не знал, на духовенство смотрел как на скопище дармоедов и пройдох. Однако в свою исключительность верил и был искренне убежден, что за его спиной стоит некая всемогущая сила. Его не мучил вопрос, что это за сила: Бог, Дух, Дьявол, Инопланетяне? — ему было все равно, кто им управляет. И чаще всего он думал, что эта сила — он сам!

Это он, гордый и сильный человек, смог, сумел повернуть бесстрастное течение темной реки времени и повел за собой многомиллионную армию верящих в него людей. Как военный, он любил и умел командовать, но там, в армии, власть была какой-то куцей, пришибленной, лишенной размаха и полета, а главное, она распространялась только на подчиненных. Сегодня за ним миллионы, и это не только те, кто поддержал его в Есейском крае, за ним миллионов двадцать по всей стране, а может, и больше. Конечно, нельзя было поддаваться на уговоры этого афериста и во втором туре поддерживать живой труп Гаранта, не лежало нутро к этому, да уж что сделано, то сделано! Стариков тогда из кожи вон лез, доказывал, что Гарант к зиме кони двинет, а мы за это время освоимся в Кремле, правительство и администрацию на свою сторону перетянем. Перетянули! Через пару месяцев поганой метлой погнали вон! И главное, ничего в стране не произошло, вчерашние его избиратели, как ходили покорно на работу, где им ни хрена не платили, так и продолжают ходить, никто не бросился создавать партизанские отряды! Близкие сторонники и соратники, мать их в душу, мало того, что поотворачивались, так еще и в предатели его записали, на пленумах движения, под его имя созданного, стали причитать о смене лидера! О новой программе, новых перспективах! Суки! Ну ничего, скоро со всеми разберемся!