Тень горы

– Ясно.

– Чего ты хочешь: сохранить историю или сохраниться в истории? – улыбнувшись, спросил Викрант.

– Шутник ты, однако. Я хочу сохранить саблю. Мне ее доверили. Если она еще раз сломается, кто знает, сможет ли следующий владелец ее починить. Так что чини ее по высшему разряду, Викрант, чтобы уж навечно. Переделай, если считаешь нужным, только не показывай, пока не закончишь, а то я от печальных мыслей не отделаюсь.

– Тебе клинок печальные мысли навевает или то, что тебе его доверили?

– И то и другое.

– Тхик, Шантарам.

– Значит, договорились. Да, спасибо за добрые слова о Лизе. Дидье мне передал. Я тронут.

– Хорошая она была, – вздохнул он. – Ушла от нас в лучший мир.

– Да, в лучший мир, – согласно кивнул я.

Хоть мы и считаем нашу жизнь худшей из всех возможных, лучших мест я избегал.

Весь день я провел с продавцами валюты, объездил все торговые точки – и у фонтана Флоры, и на мысе Нариман-Пойнт, и в мангровых зарослях залива Бэк-Бей, – по крупицам собрал информацию о бандитских разборках, ознакомился с обменным курсом, выслушал предсказания о его изменениях, сверился с записями Дидье, зафиксировал основных конкурентов, выяснил, в каких ресторанах нас привечали, а в какие не пускали, узнал, как часто следует платить полицейским, кому доверять, а кому нет, в каких лавках занимаются темными делишками и сколько стоит каждый квадратный сантиметр территории черного рынка в Колабе.

Разумеется, преступления приносят доход, иначе бы их не совершали. На преступности зарабатывают быстрее и больше, чем на Уолл-стрит. Но и на Уолл-стрит есть полиция. Вот в полицию я и отправился, прежде чем вернуться в трущобы, к Диве и Навину.

Я вошел в кабинет Дилипа-Молнии.

– Не садись, – буркнул он, кивая на кресло и внимательно оглядывая меня с головы до ног. – Зачем пришел?

Он прекрасно помнил, что недавно избил меня.

– Дилип-джи, – вежливо начал я, – я теперь работаю самостоятельно, и хотелось бы уточнить, кому теперь платить – вам или инспектору Патилу. Смею надеяться, что все-таки вам, потому что с инспектором договариваться сложно. Впрочем, если вы сообщите ему, что я такое сказал, я буду все отрицать.

Копы в дверях рассмеялись. Дилип-Молния зыркнул на них, и смех оборвался.

– Заприте этого типа в кутузку, – приказал Дилип. – И кулаков не жалейте.

Полицейские двинулись ко мне.

– Эй, я пошутил, – хмыкнул Дилип и предостерегающе поднял руку. – Пошутил, кому говорят.

Констебли захохотали. Я тоже рассмеялся – а что, неплохая шутка – и предложил:

– Пять процентов.

– Семь с половиной, – тут же ответил Дилип. – И в следующий раз я позволю тебе присесть в кресло.

Полицейские снова разразились смехом. Я смеялся вместе с ними – еще бы, ведь я ожидал, что Дилип-Молния потребует как минимум десять процентов.

– Договорились, – кивнул я. – Умеете вы торговаться, Дилип-джи, недаром у вас жена – марварка.

Марвари – каста торговцев и ростовщиков из североиндийского штата Раджастхан – славятся своим умением вести дела, а жена Дилипа-Молнии славилась умением тратить деньги быстрее, чем он их выколачивал из заключенных.

При упоминании жены Дилип помрачнел и недовольно скривился. Как известно, на всякого садиста найдется садист похлеще – главное знать, кто именно.

– Пошел вон!

– Спасибо, сержант-джи, – почтительно сказал я и направился к выходу.

Полицейские, которые недавно меня избивали, с улыбками попрощались со мной. Это тоже было по-своему смешно.

Глава 50

Я оставил байк у входа в трущобы и отправился к Джонни, но его не застал, а потому пошел в соседнюю лачугу, проведать Навина и Диву. Негодующие восклицания Дивы я услышал издалека.

– А знаешь, что женщинам тут и посрать спокойно нельзя?! – возмущалась она.

– Интересные у вас разговоры, – заметил я, подходя к крошечной площадке перед лачугой. – Это вы что, все время, пока меня не было, так сортирную тему и обсуждали?

– Тебе-то откуда знать про здешние сортиры? – набросилась на меня Дива.

– Знаю, я же здесь жил, – ответил я. – И считаю, что устроено это несправедливо.

– Вот и я о том же. Несправедливо это! – горячо согласилась она и ткнула Навина в грудь. – Представляешь, днем женщине срать не позволено!

Навин и Дидье стояли у входа, а Диву окружали три соседские девочки и Сита, жена Джонни.

– Я… – начал Навин.

– Вот если бы тебе запретили срать днем, потому что ты мужчина и тебя могут увидеть, как бы ты на это отреагировал? Взбесился бы, правда?

– Я…

– А нам и не позволяют, потому что мы женщины и должны срать только ночью, в полной темноте! Даже факел или фонарик брать с собой запрещают, чтобы нас никто не увидел.

– Я…

– А в темноте нас всякие мерзавцы поджидают, насилуют. Нарочно здесь по ночам ошиваются. Им все равно, что кругом дерьмо, им так больше нравится. Я такое терпеть не намерена. Я вчера до темноты ждала, но больше не собираюсь. И вообще, я отсюда сбегу.

Навин снова попытался что-то сказать, обреченно закрыл рот и уставился на Дидье. Дидье посмотрел на меня. Я внимательно изучал бамбуковую подпорку.

Внезапно из узкого проулка выбежал Джонни, увидел нас и замер, умоляюще выставив вперед ладони.

– Джонни, в чем дело? – спросила Сита.

– Я… мне… не сейчас…

– Джонни, что случилось? – вмешался я.

Он задрожал, лицо исказилось измученной гримасой. Сита отвела мужа в сторону, потом вернулась и подозвала меня с Навином.

Дидье с девочками остались с Дивой.

– Что происходит? – завопила она во весь голос. – Эй, я здесь больше ни минуты не останусь, понятно?

Джонни сидел на пластмассовом стуле и жадно пил холодную воду из бутылки.

– Всех убили, – выдохнул он.

– Кого? – спросил Навин.

– Отца Ану… то есть Дивы. И всех, кто был в доме. Даже садовников и домашних животных. Ужасно…

– Когда?

– Только что. Лин, как ей об этом сказать? Я не могу.

– Ты точно знаешь?

– Да, конечно. Все только об этом и говорят – и полицейские, и журналисты. Вот-вот в новостях передадут. Может, подождать? Ох, не знаю, что и делать!

– Джонни, включи радио, – попросил я.

Сита настроила приемник на местную станцию новостей.

По радио заговорили о жестоком убийстве Мукеша Девнани и семи его слуг. Домашних животных прирезали. Не пощадили никого. Раз за разом повторялись слова: «убийство», «резня».

Дивья Девнани, единственная наследница, тоже, возможно, не избежала страшной участи, говорил диктор.