Тень горы

Я упираюсь руками в стенку, отгоняя тени. Ее ноги на моей груди, подошвы и пальцы ног мягко шепчут, в то время как все остальное громко кричит.

Мир скатывается с постели. Я лежу навзничь на полу. Ее колени на ковре, разноцветный шатер у нее над головой, вентилятор скручивает из дыма благовоний голубей, порхающих над палочками сандалового дерева.

Карла прижимается ко мне, лбом ко лбу, глазами к глазам, вознося меня на луче света, соединяющем нас. Я теряю себя в ее наслаждении, забыв о своем, но вновь нахожу его в ее глазах, возвращаясь к себе; глаза Карлы, не знающие страха и преград, тоже приходят ко мне.

Спутавшись руками, вцепившись в пальцы друг друга, переплетаясь ногами в чувственном согласии, мы лежали, соединив наши дыхания, завернувшись друг в друга, как беглецы, спящие в лесу.

Глава 71

Мы с Карлой не покидали ее шатер, пока не кончился локдаун. Проснувшись в первое утро, я увидел, что она несет поднос с двумя чашками кофе. Я всегда просыпаюсь раньше всех, даже в тюрьме – точнее, в тюрьме-то тем более, – и было странно, что чье-то сознание уже пробудилось и додумалось до кофе, пока я еще спал.

На ней было что-то вроде халата черного цвета, но абсолютно прозрачное, и под ним не было ничего. Когда она двигалась, то словно плыла, окруженная какой-то тенью, и хотелось поплыть вместе с ней.

Она поставила поднос на большой барабан из уличного оркестра, служивший ей прикроватным столиком, поцеловала меня и села рядом на постель.

– Я должна рассказать тебе, что со мной происходит, – сказала она, положив руку мне на колено.

– В данный момент? – спросил я с надеждой.

– С тех пор, как я познакомилась с Ранджитом.

– Понятно. Не в данный момент.

– Не в данный момент. Знаешь, где мы впервые встретились с ним?

– На собачьих боях?

– Тебе надо знать это, Шантарам.

– Нет, Карла. Все, что мне надо, – это ты сама.

– Я тебе нужна, но это тебе тоже нужно.

– Зачем?

– Зачем я нужна или зачем нужно это знать?

– Зачем ты мне нужна, я и без тебя знаю: ты моя вторая половина. Но зачем мне эти подробности о тебе и Ранджите?

– Вторая половина? – улыбнулась она. – Это мне нравится. А разговор этот нужен потому, что я плохо обращалась с тобой, а я люблю тебя безмерно и испытываю угрызения совести, хотя я всегда старалась делать так, чтобы было лучше. Для тебя, я имею в виду.

– Хорошо, но…

– Я не хочу испытывать угрызения совести, особенно по отношению к тебе, так что нужно это как-то уладить. А для этого ты должен знать, что я делала все это время, тогда ты меня поймешь.

– Меня не интересует, что ты делала.

– Но ты заслуживаешь того, чтобы знать это.

– Я не хочу знать это. Меня это действительно не волнует.

Она засмеялась, и рука ее пробежала вверх к моей груди.

– Иногда ты смешнее, чем правда.

– И счастливее, – ответил я, целуя ее и уплывая вместе с ней в черной тени.

Спустя некоторое время она принесла еще две чашки кофе и завела песню по новой:

– Я хотела, чтобы политики занялись расселением людей из трущоб.

– Слушай, это очень хороший кофе, – сказал я. – Итальянский?

– Разумеется. Не отвлекайся.

– Расселение трущоб. Замечательно. Но я не уверен, что так уж хочу знать об этом. Я люблю тебя, Карла, и мне ровным счетом наплевать…

– Надо расселить людей из трущоб, чтобы они жили по-человечески. Ты же сам сказал, что это замечательно.

– Да, конечно, но…

– Мы встретились с Ранджитом в лифте, – сказала она.

– Слушай, Карла…

– Точнее, мы застряли в лифте.

– Это прямо метафора его жизни. Застрявший на полпути подъемник.

– Мы застряли в лифте между седьмым и восьмым этажом на целый час, – продолжала она навязывать мне свои воспоминания.

– На целый час?

– Да, на шестьдесят минут. Кроме нас с Ранджитом, в лифте никого не было.

– Он начал к тебе приставать?

– Конечно. Сначала на словах, потом пустил в ход руки, так что пришлось двинуть ему. Он не отставал, и я двинула сильнее. Тогда он сел на пол и спросил, чего я хочу добиться в жизни.

Я выпил кофе, мысленно двинув Ранджиту как следует.

– Мне впервые в жизни задали такой вопрос, – сказала она.

– Привет. Я задавал тебе этот вопрос, и не раз.

– Ты спрашивал меня, что я хочу сделать, а он спросил, чего я хочу добиться. Это не то же самое.

– Это то же самое, но в другом лифте, – сказал я.

Она рассмеялась и покачала головой:

– Слушай, иди ты со своими коанами. Что ты уперся как осел?

– Осел упирается, когда его перегружают.

– Я пока только начала тебя грузить. Выслушай то, что ты должен знать, а потом уже я нагружу тебя так, что мало не покажется.

– Обещаешь?

– Слушай меня!

– О’кей. Значит, мы остановились на том, что ты застряла в браке – пардон, в лифте – с Ранджитом и, когда он понял, что не может немедленно добиться тебя, он спросил, чего хочешь добиться ты. И что ты ответила?

– Я ответила не задумываясь. Я сказала, что хочу добиться достойного расселения жителей трущоб.

– А он что сказал на это?

– Он сказал, что сама судьба свела нас, что он собирается сделать карьеру на политическом поприще и расселение трущоб будет его предвыборной программой, если я стану его женой.

– Прямо в лифте?

– Сказал он это в лифте.

– И ты согласилась.

– Да.

– Проведя с ним всего час в лифте?

– Ну да, – ответила Карла, нахмурившись. Она испытующе посмотрела на меня, просвечивая меня двумя зелеными лучами сквозь серый сумрак, в который я погрузился. – Послушай, ты что, не веришь, что мужчина может сделать мне предложение, проведя со мной час в застрявшем лифте?

– Я не говорил…

– Один тип сделал мне предложение через пять минут после того, как увидел меня.