Тень горы
Шрифт:
Галерея процветала. Рыночным продажам всегда способствует налет скандальности. Этот душок, исходивший от работ, которые в результате нападок фанатиков были сняты с экспозиции или находились под угрозой снятия, будоражил пресыщенные вкусы богатых покупателей. Люди, не привыкшие стоять где-либо в очереди, терпеливо ждали, когда галерейщики примут их, и платили деньгами черного рынка. Высокого красивого скульптора звали Тадж, он заведовал галереей и делал деньги быстрее, чем успевал взмахнуть молотком аукционщика.
Как-то, через несколько недель после локдауна, мы с Карлой зашли
Тадж кивнул Карле и продолжил беседу с клиентами. Мы прошли во внутреннее помещение. Вместо прежних мотоциклетных фар по всей комнате были развешены десятки красных флюоресцентных ламп.
Мы сели на кушетку, обтянутую черным шелком. К стенам были прислонены картины, обтянутые защитной пленкой, служившей общим для них конвертом. Анушка принесла нам чай и печенье.
Анушка, выступавшая в качестве мима, в жизни была скромной, приветливой молодой женщиной; галерея была для нее вторым домом. Она села на ковер рядом с нами.
– Как жизнь, Ануш? – спросила Карла.
– Да все по-старому, – улыбнулась та.
– Три дня назад ты говорила, что новая выставка художников-маратхи вот-вот откроется, а я не вижу никакой подготовки к этому.
– Ну… возникли кое-какие разногласия.
– Раз-но-гла-сия? – прорычала Карла по слогам.
В этот момент к нам подошел Тадж и, изящно подогнув свои длинные ноги, сел рядом с Анушкой.
– Прошу прощения, – сказал он. – Надо было закончить разговор с клиентами. Крупная продажа. Как поживаешь, Карла?
– Я слышу о каких-то разногласиях, – сказала она, сверля его гневным взглядом, – и как раз настроена с кем-нибудь не согласиться.
Тадж поспешно перевел взгляд на меня.
– А ты как поживаешь, Лин? – спросил он.
Встречаясь с Таджем, я всегда вспоминаю о том, что он провел однажды два таинственных дня вместе с Карлой где-то за городом. Она так и не рассказала мне об этой поездке, потому что я не хотел спрашивать.
Он был из тех высоких красивых брюнетов, которые заставляют остальных мужчин ревновать. Это, конечно, не их вина. Я знал немало красивых парней, которые были превосходными людьми и хорошими друзьями, и все мы, уроды, любили их, однако продолжали ревновать из-за их внешности.
И хотя это была не его вина, а моя, мне всегда хотелось допросить Таджа с пристрастием.
– Отлично, Тадж. А у тебя как дела?
– О… замечательно, – ответил он неуверенным тоном.
– Просвети меня, Тадж, – завладела его вниманием Карла. – Что за проблемы возникли с выставкой?
– Может, покурим сначала? – отозвался Тадж и сделал знак Анушке, которая тут же поднялась и отправилась за пищей психической. – Я четыре часа без перерыва возился с покупателями, в голове крутятся одни лишь цифры.
– Где это все? – спросила его Карла.
– Там, – ответил он, махнув рукой в сторону дверей. – Анушка сейчас принесет.
– Я спрашиваю про выставку художников-маратхи. Где она?
– В хранилище пока, – ответил Тадж, глядя на дверь и мысленно призывая Анушку поскорее вернуться.
– Почему в хранилище?
Вернулась
Анушка, раскуривавшая очень большой косяк, который она сразу передала Таджу. Тот протянул руку к Карле, умоляя ее подождать, затянулся, выдохнул небольшое облако и предложил косяк мне.– Ты же знаешь, что я не курю, когда вожу Карлу, – сказал я. – Так что нечего мне предлагать.
– Дай мне, Тадж, – сказала Карла, выхватывая у него косяк. – И ответь на мой вопрос.
– Понимаешь, – сказал Тадж, достаточно подкурив, чтобы снова убедительно сочинять, – людям не хочется устраивать выставку художников только одной языковой группы.
– Каким людям?
– Ну, людям в галерее, – ответил Тадж. – Не то что им не нравится сама выставка художников-маратхи, просто они считают, что это как-то неправильно.
– Вы же открыли две недели назад выставку бенгальских художников.
– Это совсем другое дело, – пожал плечами Тадж. – Другой контекст.
– Объясни мне, пожалуйста, разницу.
– Ну понимаешь, я, то есть…
– Я люблю этот город и безмерно рада, что живу здесь, – сказала Карла, подавшись вперед. – Мы живем на земле маратхи, в городе маратхи, по милости самих маратхи, которые отвели нам замечательное место для жилья. Выставка устраивается для них, Тадж, а не для тебя.
– Ох, опять эта политика…
– Политика здесь ни при чем. Это хорошие художники, а некоторые просто потрясающие, ты сам так говорил, – настаивала Карла. – Я тщательно отбирала их вместе с Лизой.
– Разумеется, они хороши, но дело не в этом.
– Дело в том, что ты, я, и Розанна, и Анушка, и все прочие члены нашей команды, приехавшие в Бомбей издалека, просто обязаны показать всем таланты города, который нас содержит.
– Карла, ты просишь невозможного, – взмолился Тадж.
– Я настаиваю на этой выставке, Тадж. Это наш с Лизой последний совместный проект.
– Я был бы счастлив сделать тебе такой подарок, – стонал Тадж, – но это неосуществимо.
– Где картины? – спросила Карла.
– Я же сказал – в хранилище.
– Отошли их в галерею «Джехангир», – сказала она.
– Всю выставку? – Тадж был шокирован. – Там есть очень хорошие картины, Карла, и если выставить их на рынок с умом, по одной…
– Отдай их в «Джехангир», – повторила Карла. – У них хватит совести устроить эту выставку, и они заслуживают этого больше, чем ты.
– Но, Карла…
– Пошли, Лин, – сказала Карла, вставая.
Тадж тоже встал, расправив свою длинную фигуру в полный рост.
– Карла, пожалуйста, еще не поздно передумать, – произнес он, схватив ее за руку.
Я оттеснил его.
– Полегче, Тадж, – сказал я ему спокойно.
– Ты поступаешь неосмотрительно, Карла, – сказал он. – У нас скоро будет очень много денег.
– Денег мне хватает, – ответила она. – Я хочу, чтобы меня уважали. Я оставляю галерею тебе, Тадж. Будь сколь угодно аполитичен, а с меня хватит. Страховка выписана на тебя, так что проследи, пожалуйста, чтобы с картинами ничего не случилось по дороге в «Джехангир». Успехов тебе. Чао.