Тень 'Курска', или Правды не узнает никто

– Ну? Как ты?

– Ничего, - прошептал я, чувствуя, что мои губы пересохли, как оставленное на ночь на столе пирожное и, помогая себе объясниться жестом руки, попросил: - Пить.

– Сейчас, браток, одну секунду!
– он вскочил с места и через мгновение подал мне целую кружку воды, которую я тут же, не отрываясь, выпил, так что аж голова закружилась, как когда-то в гостинице от спирта.

– Порядок?
– не стряхивая с лица свою чудесную улыбку, с надеждой спросил он.

– Нормально.

– Ну, слава Тебе, Господи!
– радостно осенил он себя крестом.

– А то я уже боюсь Лячину на глаза попадаться!

– Лячину?
– вздрогнул я.
– Геннадию Петровичу?

– Д-да, так зовут нашего командира....

– А тебя?

– Меня? Дмитрий... То есть - Дмитрий Романович Колесников. Капитан-лейтенант, командир турбинного отсека.

– Седьмого?

– Ну да.

– А ваша лодка? Она называется...

– "Курск". Или - К-141, если по номеру.

– Да, да, верно... К-141. Хотя... То, что вы все уже в Раю, это мне понятно, вы ведь все - герои. Но я-то - заслуживаю совсем другого места! Почему же я оказался здесь, вместе с вами?..

– Ну-у, - замялся Колесников, явно в затруднении от необходимости подыскивания слов для объяснения.
– Это... Это пока ещё не Рай, и ты, к счастью, живой и находишься не на небесах, а на действующей подводной лодке. И она тоже называется "Курск", понимаешь?

– Но она же погибла! Со всем экипажем! Или я сошел с ума?

– Да нет. Все верно, к сожалению. Погибла. Одна... А другая, с точно таким же названием...

Он вынул из кармана платок и вытер им выступивший от напряжения пот на лбу.

– Ты извини, пожалуйста, но я не могу тебе всего рассказать, это государственная тайна. Поговори об этом при встрече с нашим командиром.

– С Лячиным?
– не без саркастического оттенка уточнил я.

– Да, - твердым голосом подтвердил он.
– С Геннадием Петровичем.

– Ну хорошо, - прошептал я и закрыл глаза, чувствуя, как в голове сгущается холодная пугающая темнота. Да и, наверное, было бы странно, если бы от подобного не поехала крыша. Колесников, "Курск", капитан Лячин... Может быть, я все ещё нахожусь в бреду, и все это - только продолжение бесконечной поэмы рыжеволосого поэта Уродского?..

По-видимому, я на какое-то время снова то ли заснул, то ли потерял сознание, потому что, когда опять открыл глаза, рядом с моей кроватью сидел уже не капитан-лейтенант Колесников, а тот, кого он называл командиром "Курска" Геннадием Петровичем Лячиным. Это был крупный, прямо-таки богатырски сложенный мужчина лет пятидесяти - пятидесяти пяти на вид (хотя большинство подводников, насколько я уже мог судить, выглядело обычно лет на пять - десять старше своего настоящего возраста), с большими залысинами у лба и грустными серыми глазами.

– Ну, привет, - улыбнулся он.
– Заставил ты нас поволноваться, ничего не скажешь! Почти четверо суток без сознания. И при этом все какие-то стихи бормотал... Кого это ты штудировал?

– Бродского... Иосифа.

– Он что - действительно такой гениальный поэт, как о том говорят?

– Да как вам сказать... Я думаю, что даже у самого никудышного автора можно найти несколько строчек, которые соответствуют или твоему внутреннему состоянию, или данному моменту истории.

– Например?
– вскинул брови каперанг.

– Из Бродского? Ну вот хотя бы такое четверостишие. Я как раз недавно наткнулся на него в "Избранном":

"...Мне - бифштекс по-режиссерски".

"...Бурлаки в Североморске

тянут крейсер бечевой,

исхудав от лучевой..."

– Кх-гм!
– подозрительно сощурив глаза, прокашлялся собеседник.
– И чем же это соответствует текущему моменту?

– Ну-у... Вспыхнувшим сегодня вниманием к Североморску. А также характеристикой уровня состояния нашего флота... Наверное. Тут ведь все затушевано иронией.

– Не надо смеяться над нашим флотом. У него вполне соответствующий уровень, и я надеюсь, что скоро ты сможешь в этом и сам убедиться.

– Вы меня специально для этого и увезли с собой?

– Получается, что так. Зачем-то же Бог да послал тебя на нашу голову.

– Если о чьей-то голове и можно говорить, то скорее о моей, - потрогал я стягивающую мой лоб повязку.

– Да, да, извини. Это Колесников перестарался...

– Колесникова месяц назад похоронили. Вдова осталась.

– Я знаю об этом. И Олю знаю. И настоящего Лячина. Но так пока надо, поверь мне...

Я видел, что он крепко мучит себя, решая, посвящать или не посвящать меня в эту странную игру. Но и мне было тоже непросто принять её правила без объяснения сути.

Не смел раскрыть эту тайну без санкции командира лодки и псевдо-Колесников.

– Насчет имени я не вру - меня правда зовут Дмитрием, - убеждал меня он.
– А об остальном пока не спрашивай. Командир сейчас думает над этим.

– Ну скажи хоть, на фига вы меня с собой взяли!
– приставал я.

– А что с тобой было делать?
– вскипел он.
– С минуты на минуту над бухтой мог появиться вертолет с Клебановым и всякой московской сволочью, так что лодке нужно было срочно уходить под воду! Не бросать же нам было тебя на берегу без сознания? За камнями у нас была спрятана резиновая лодка, и мы подумали: возьмем тебя к себе на борт, доктор сделает перевязку, а потом мы тебя опять высадим... А тут оказалось, что надо срочно двигаться к Хоконсверну...

– Так мы сейчас возле Норвегии!
– не удержался я.
– Не за "Мемфис" ли ведем слежение?
– вспомнились мне статьи о ремонтировавшейся в этом порту английской субмарине, якобы как раз и получившей свои повреждения во время столкновения с "Курском".

– Этого я тебе не могу сказать, - сделал каменное лицо Дмитрий.
– На такие вопросы может ответить только командир...

И я ждал, когда меня снова заглянет проведать каперанг Лячин. (Или, вернее, "Лячин-2", как я его для себя классифицировал.)