Тень мачехи

— Понял. Ну, хотя бы так, — сухо кивнул Залесский.

— Юрок, ты же сам знаешь — в нашем деле выше головы не прыгнуть, — устало сказал Симонов.

— Понимаю. И спасибо, — сказал адвокат, вставая со стула. — Но ты поглядывай за этой квартирой. Совсем не хочется, чтобы Никандров себя безнаказанным почувствовал и снова руки распустил.

— Ну, Юр, по мере возможностей, — пожал плечами участковый. — У меня район большой, везде успеть нужно. Да еще писанина эта…

Он с ненавистью покосился на гору папок в шкафу.

— Что ж, не буду мешать, — Залесский попрощался и вышел из УПП.

На улице было темно — фонари не горели, лишь окна дома разбросали по снегу светящиеся пятна, да через дорогу желто сиял стеклянный куб супермаркета.

Адвокат зашагал к машине, обдумывая разговор с участковым, оставивший в душе неприятный след. Действительно, сделать что-то в этой ситуации было непросто: состава преступления нет. Оставалось надеяться, что Никандров и Фирзина, зная, что их взяли на заметку, теперь побоятся плохо обходиться с Павликом.

«Только нельзя эту семейку без присмотра оставлять, — подумал Залесский. — Иначе у сожителя опять кулаки начнут чесаться, а Марина будет его прикрывать. Заеду-ка я к ним, для профилактики».

Он завел машину, включил радио. Попытался сосредоточиться на вечерних новостях, но из головы всё не шли слова Симонова: «Он уголовник со стажем, законы знает». Да, закон дело такое: на бумаге всё гладко, а вот в жизни… Поди еще, привлеки человека за совершенное им преступление, если это никому не нужно! «Никому, кроме меня и Тани, — поправил он себя. — Да и я сразу понимал, что доказать вину сожителя проблемно будет… Впрочем, мы свой долг выполнили — заявление подали, после него хоть как-то тряхнули это семейство. Но в отношении Никандрова результат огорчает… С другой стороны, если бы всех сажали только на основании заявлений — вернулись бы мы в те времена, когда любая анонимка служила поводом, чтобы взять человека, особо не разбираясь».

И еще одна мысль скользнула, оставив неприятный осадок: «Эх, если б Таня и с разводом так же решительно поступила! Но тянет. Хоть и говорит, что муж попросил дать время, чтобы с имуществом разобраться — да только кто их знает, этих женщин… Как бы не передумала».

К дому Марины он подъехал минут через двадцать. В окнах горел свет, и Залесский даже обрадовался: значит, она сегодня на выходном, и ждать у дома не придется. Хлопнув дверцей машины, пошел к подъезду, внимательно глядя под ноги — не наступить бы в одну из мартовских луж, коварно ждущих под свежим ледком. И не увидел, как дернулась синяя штора на кухне Фирзиных, как мелькнуло за ней хмурое мужское лицо.

Подъезд барака встретил его запахом затхлости и подгнивших деревянных стен. Залесский отрывисто стукнул в дверь Марининой квартиры. Она распахнулась сразу: на пороге стоял Никандров, в том же растянутом зеленом свитере и армейских штанах. Карие глаза с пожелтевшими склерами смотрели с недоброй наглецой.

— Добрый вечер. Марина дома? — нахмурившись, спросил адвокат.

— Нет ее, — бросил Слава и попытался захлопнуть дверь. Но Залесский сунул ногу в дверную щель, и, холодно улыбнувшись, сказал с угрозой:

— Тогда я к вам, Вячеслав. Не торопитесь со мной прощаться.

Никандров замешкался, на лице проступила злость, но по глазам было видно — струсил.

— Что ж вы гостей за порогом держите? — Залесский сильнее потянул дверь на себя. — Может, поговорим?

— Беспредельничаешь, начальник! — рявкнул Никандров. — Полное право имею кого попало в дом не впускать!

— Перепутал ты всё, — хмыкнул юрист. — Ты же не в своей квартире. Это я имею право наряд вызвать. Пусть разбираются, на каком основании здесь находится чужой человек.

Вячеслав отпустил дверь, и она распахнулась. Залесский вошел в квартиру, а Никандров, демонстративно отвернувшись, прошлепал на кухню и сел на табурет у стола. Юрий бросил взгляд на пол — давно не мыт, разуваться нет смысла. И, как был, в ботинках и куртке, тоже прошел на кухню. Без спроса сел на стул, в упор глядя на Никандрова. А тот осмелился поднять взгляд лишь после того, как закурил сигарету. Не зная, что сказать, пододвинул пачку Юрию:

— Угощаю. Кури, адвокат.

— Спасибо, чужие не беру, — хмыкнул Залесский, вытаскивая свой «Честерфилд». — Ну что, поговорим?

— О чем, начальник? — осклабился Вячеслав. — Если ты из-за пацана пожаловал, так я сказал уже ментам — не было меня в городе, не пришьете вы мне это дело.

В его словах звучало плохо скрытое торжество, и Юрий почувствовал, как холодная злость растекается по телу. Залесский много раз видел таких вот, обуревших от наглости, уродов, которым однажды удалось избежать наказания. Никто из них не собирался останавливаться. Никто! Каждый думал, что сможет снова и снова обходить закон.

Адвокат сделал глубокую затяжку.

— Сегодня не пришьем — а завтра, если повторится, по этапу пойдешь, — пообещал он. — Это я тебе гарантирую. Под личный контроль ситуацию беру. А с тобой пока по-человечески переговорить решил. Оставь пацана в покое. И женщину свою не трогай. Разве не западло бабу бить?

— А ты, начальник, будешь тут по фене ботать, как доктор по латыни, или о деле говорить? — разозлился Никандров. — Чё надо-то?

Залесский бросил сигарету в пепельницу, сложил руки на груди и подался вперед. Под его тяжелым взглядом Никандров стушевался, чуть подвинулся в сторону. От него еле уловимо пахнуло страхом.

— Завтра мальчишку из больницы выписывают, — медленно и очень четко проговорил адвокат. — И я хочу, чтобы у себя дома он был в такой же безопасности, как в больничной палате. А если у тебя вдруг проснется желание распустить руки, подумай о том, что я — узнаю. Сам понимаешь, что тогда будет — или объяснить?

Никандров молча вдавил окурок в пепельницу. Но по тому, как сникли его плечи, Залесскому стало ясно: струхнул, хоть и вида не подает.

Юрий поднялся со стула и пошел к выходу из квартиры, считая разговор законченным. Но не успел он взяться за ручку, как дверь открылась. И в квартиру, хлюпнув покрасневшим от холода носом, шагнула Марина. Застыла на пороге, переводя испуганный взгляд с адвоката на сожителя. Два больших пакета оттягивали ее руки, и Фирзина чуть наклонилась, опуская их на пол.

— Добрый вечер, Марина, — учтиво поклонился Залесский. — Вам помочь?

— Спасибо, сама управлюсь, — настороженно ответила она.

— А я зашел Вячеслава к завтрашнему дню подготовить, — объяснил адвокат. — Напомнил ему на всякий случай, что детей и женщин бить нельзя. Вы уж следите, чтобы он не забывал эту простую истину.

Марина зыркнула виновато, но — с благодарностью. Замялась, и вдруг предложила:

— А хотите Павликову комнату посмотреть? Мы ему диван новый купили!