— Так выпьем же, други, за эту семью! — провозгласил Купченко, поднимая коньячный бокал. — Счастья вам, и пусть жизнь радует вас каждый день!
Иван Сергеевич протянул Татьяне бокал шампанского. Залесский тем временем налил Анюте
вина, а Волегову — рюмку коньяка. Протянул ему вилку с наколотой лимонной долькой. Взяв свой бокал, Татьяна опустилась на скамейку рядом с мужем. И, ощутив на плече крепкую руку Залесского, подняла на него глаза. Юрий смотрел на неё с той глубокой, неизбывной любовью, отголоски которой она видела теперь во всём. В том, как он возится с детьми. Как готовит вместе с ними сюрпризы для неё, Тани. Как звонит ей после работы, спрашивая, не нужно ли чего-то в магазине. Как срывается ночью и едет в аптеку, если кто-то заболел. Как ремонтирует их дом, строит баню, меняет перегоревшие лампочки… Даже во время редких ссор, когда спорит с ней, и сердится, пытаясь перебороть её упрямство — и тогда в его глазах не угасает то, жаркое и незыблемое. Эти моменты, в которых забота и ответственность так тесно переплетались с любовью, почти срастаясь с ней, а, может, вырастая из неё, случались каждый день. И ей уже не нужно было слов. Он мог бы не говорить, что любит и ценит — его поступки кричали об этом. Но всё равно, оставаясь с ней в ночи, или пробуждая её утром своим щекочущим, небритым поцелуем, или сидя
рядом с ней за ужином, или наблюдая вместе с ней за детскими играми, или проверяя вместе с ней уроки, и даже примостившись напротив неё возле грядки, чтобы вместе выдергивать сорняки, он говорил: «Я люблю тебя». И он не уставал это повторять — как другие, не менее нужные и важные слова: моя, всегда, я рядом…
Фужеры и рюмки звякнули, Таня сделала первый глоток шампанского, но тут же ожила радионяня — выдала недовольное хныканье.
— Настёнка проснулась, — Татьяна поставила фужер, собираясь встать.
— Мама, я сбегаю, отдыхай! — вскочил Серёжа.
Она благодарно кивнула, сжав его запястье. И, провожая глазами старшего сына, почувствовала, как Юрий крепче прижал её к себе, и, опустив голову, нежно и горделиво шепнул ей:
— Мама…
И, вслушавшись в это простое слово, которое так похоже звучит на разных языках, она вдруг осознала: в нем столько счастья, любви, терпения и поддержки… Всего, что, как воздух, нужно любому ребенку.
Может быть, потому оно и становится одним из первых?