Тень над скульптурой
Шрифт:
Карина рысцой побежала к дому – смешная девчушка, для какой всякий романтический вздор головокружителен до потери равновесия… Каких-то десять минут спустя, с грациозностью, какой позавидовали бы фамильные аристократки, она ангелом снизошла с трех скрипучих ступенек в изящном черном платье с кружевными рукавами.
– Как странно, – завел беседу Катаев, разворачивая машину и улавливая носом сводящий с ума сладкий аромат духов, – странно, что у такой красивой и молодой девушки в выходной нет забот. Обычно красавицы окружены глупыми ухажерами, кричащими о том, что они
– Но это не значит, что у меня никого нет… – ее гордая фраза тут же сорвалась с обрыва. Девушка отвернулась лицом к окну. Позади оставались ветхие деревянные дома. Спорткар медленно крался по накатанной земле, боясь сделать неверный шаг. – Куда мы едем?
– Точно не в ресторан, – усмехнулся Катаев.
– Почему?
– А тебя еще не тошнит от одного упоминания.
– В том есть правда.
– Ненавидишь работу?
– Но терпеть приходится.
– И разве в этом… – он осекся и демонстративно кашлянул.
– Счастье? – болезненно рассмеялась она. – Нет, счастья в работе служащего быть не может, – она замолчала, а потом вдруг лицо ее сделалось не по годам серьезным. – Саша, зачем ты заехал за мной?
И правда, зачем же? Зачем все эти вопросы поиска смысла, причин? Зачем копаться в мелких механизмах бытия, разбивать лбы, чтобы только получить превратное оправдание? Почему нельзя просто так, лишь от желания: хочу и беру, хочу и не отпускаю…
– Узнаешь. Со временем карты раскроются.
– Но быстро ты не собираешься гнать?
– Оставим скорость до ночи. А нам лишь надо догнать закат, и пока что в спешке никакой необходимости.
День тихонько угасал – солнце уже сваливалось с небосвода, но все еще не испускала раненный оранжевый отсвет. Катаев припарковал машину возле метро Крестовский остров. Выбравшись из спорткара, Карина покрутилась вокруг себя, как малое дитя.
– Где мы?
– Диво Остров. Никогда не бывала здесь?
– Только слышала. Из чужих уст.
– Неужели ты так мало повидала?
– Почти что ничего.
– Странно, – Александр подошел к девушке с озадаченным лицом. – Но, разумеется, хотела бы…
– Ну конечно! – воскликнула она и лучиком света, на мгновение пробившимся через густые серые тучи, улыбнулась. Обреченная улыбка. Улыбка от невозможности выразить печаль, вызванную осознанием, что за целую жизнь так и не удастся изучить даже часть мира…
– Идем. Нам есть чем полюбоваться.
Он запер машину и предложил Карине взять его под локоть. Несмотря на будний день, территорию парка аттракционов рассекали звонкие вопли веселящихся детей.
– В школьные годы, мои одноклассники часто сюда бегали. Они экономили деньги на обедах, чтобы пострелять в тире или прокатится на горках или на чертовом колесе, а я лишь раз, когда меня пригласили на день рождения, здесь бывал.
– Родители не давали денег?
– Даже на обеды. Вырос в бедной семье. Родителей лишился перед школьным выпускным. Я так и не пошел на него: не мог видеть, как чужие сквозь слезы радуются тому,
что их дети закончили школу…– Я тоже, считай, потеряла своих несколько лет назад. Моя мать… Матерью тошно звать ее…
– Вот черт…
– Что такое? – она цепко обвила мужскую руку. Я с тобой на край мира, в огонь и в воду…
– Мы зарываемся реалистичным пессимизмом, когда перед нами открыто столько возможностей ловить радости.
– Например? – заинтригованно протянула она.
Он подвел Карину к ларьку со сладостями. В нескольких шагах от тележки дитя с измазанными шоколадом щеками, держась за складку темно-синих брюк матери, уплетало мороженное.
– Сахарную вату, пожалуйста.
– Две? – Уточнила девушка за прилавком, взявшись за палочку.
– Одну.
– А как же ты? – забеспокоилась Карина, когда Александр вручил ей вату.
– Не хочу.
Они приземлились на свободную скамейку, какую покрывало по-осеннему бледно-желтое, постепенно скатывающееся к горизонту, солнце, которое не слепило глаза, но и не грело.
– Очень вкусно, между прочим – довольно протараторила она, как будто бы склоняя Александра попробовать.
– Несчастье в том, думаем мы, что невмоготу вечность напролет наслаждаться одним и тем же вкусом, когда в том, в самом деле, наше счастье, которое мы ненароком или намеренно упускаем из виду.
– Ты много читаешь, да?
– Раньше много, а сейчас уже кажется, будто перечитал все, что только можно.
– Разве оно возможно? Столько мыслей на бумаге изложено…
– Невозможно, – он виновато улыбнулся как в намерение залить парк оправданиями… – В пик увлеченности головокружительно мерещится неизученная новизна, какую только предстоит постигнуть, необъятность какой подстегивает… А там, на спаде…
– Значит, сейчас тебя что-то гложет?
– Сейчас ничего.
– А если в общем и целом?
– Никак не отыщу одну книгу. Она как сквозь землю провалилась.
– Откуси и ты…
Она поднесла сладкую вату к мужским губам. Катаев оторвал зубами небольшой кусочек, на что Карина звонко рассмеялась.
– Ну не с такой ведь кривой миной! Кусай еще!
И он отщипнул зубами еще один кусочек. Последовательно наклонилась к вате она. Координация сбилась. Мир перевернулся вверх дном. Север вытеснил юг, запад – восток… Александр плавно наклонился. Кончики носов легонько столкнулись друг о друга и тут же разошлись, как ударенные электричеством… Тогда была глупая ночь, тогда были виноваты сгустившиеся сумерки. Тогда только показалось…
– Было бы забавно… – растерянно пролепетала она…
Четко обрисовывая тайное желание, Катаев любовно взирал на милые волосы медного отлива, карие глаза, светлую, чистую кожу… Забыв о дыхании, Карина ждала, как будто представ пред судом судьба… Сейчас, или момент безвозвратно упущен… Он отодвинул взгромоздившееся меж ними облачко сахарной ваты, плавно прислонился к девушке всем телом…
– А мне казалось… – сбившимся дыханием защебетала она, так и не договорив.
– Ну?
– Мне казалось, будто в тот вечер почудилось, приснилось…