Тень правителей
Шрифт:
– Вот ты как была занозой, так и осталась, – сказала Ира. – Есть у меня пара-тройка авторов, их имена тебе, разумеется, ничего не скажут, у них даже книжонки выходят, в связи с переводом одной из них я сюда и приехала. Но это пустяки, я этим занимаюсь из любви к искусству.
– Любовь к искусству у тебя присутствует несомненно, – заметила Серафима, вспомнив, как Ира, напившись рисовой водкой, голой плясала на кухонном столе в общежитии. – Так в чём заработок, я не пойму.
– Элементарно, Ватсон, – повторила Ира Пединститут. – Ты знаешь, сколько в стране графоманов?
– О-о-о!.. – сказала Серафима. – Кому, как
– Я разместила в интернете объявление: литературный агент рассматривает произведения для дальнейшей возможной публикации в широкой печати. Предоставляется рецензия. Стоимость: от пяти тысяч рублей в зависимости от объема текста. Финансовые условия: предоплата на счёт. Ну, и всякую лабуду, что у меня тесные контакты с издательствами, журналами и т.д. Главное, рецензию предоставляю, но гарантий публикации не даю.
– И что, шлют нетленки? – спросила Серафима.
– Тоннами, – ответила Ира. – Заебалась читать. По пятьсот страниц в день прогоняю. Но зато четыре-пять тысяч евро каждый месяц на кармане, поди хуёво.
– Круто, – сказала Серафима. – А если побьют?
– А за что? – сказала Ира, но всё же несколько напряглась. – Я же рецензию удодам предоставляю, так что всё честно. И потом я такие рецензии пишу, что у графоманов отшибается всякое желание продолжать литераторствовать. Считай, Симка, что я санитар литературного леса. Давай ещё по ликерчику. Очень мне этот апельсиновый нравится.
– Давай, – сказала Серафима. – Только этот ликер коварный, можно неожиданно слететь с катушек.
– А мне с утра к станку не надо, – сказала Ира. – Ты, я надеюсь, никуда не торопишься?
– Нет, – сказала Серафима. – Сегодня у меня выходной. Сегодня у меня день рождения.
– Поздравляю! С меня подарок. Сколько тебе стукнуло? Восемьдесят шесть?
– Почти, – сказала Серафима. – За подарок спасибо. Я сама себе подарок. Сколько же у тебя времени эта деятельность занимает? Сутки напролет?
– Тут дело в методе, – сказала Ира. – Тексты прогоняю по диагонали, а рецензии… Ты помнишь Петухидзе?
– Конечно, – улыбнулась Серафима. – Дмитрий Павлович, великий и страшный «Нуистё». Помер, наверное, уже?
– Если и не помер, то спился точно, – сказала Ира. – Как он над нами издевался, мудак картавый. Я ему, сука, в жопу дала, а он всё равно заставил экзамен пересдавать.
– Зверюга был, – согласилась Серафима и память услужливо нарисовала корявую рожу Дмитрия Павловича Петухова, преподавателя логики, которую они зачем-то дрочили три курса подряд.
Студенток на экзамене он заваливал легко и непринуждённо, задавая в точно выверенные логические моменты один и тот же вопрос: «Ну и стё? Ну и стё?! Ну и стё?!»
«Ну и стё?!» – в результате резко произносил он и девушка шла готовиться к пересдаче. «Ну и стё?» – снисходительно говорил он и барышни молча снимали труся и перемещались в холостяцкую койку Петухидзе, где и постигали искусство анального секса во всём его разнообразии.
– Но в целом пидору надо сказать спасибо, – сказала Ира. – Мыслить жёстко и логично он научил. Поэтому я поступаю следующим образом: вылавливаю узловые моменты «гениального произведения», фиксирую на них внимание, а вернее опошляю до безбожия, и вот готовая рецензия – честная и беспристрастная.
– А если попадется действительно талантливый автор? – спросила Серафима.
– Мать Тереза ты наша, – сказала
Ирка Пединститут и дрябнула апельсинового ликёра. – Сама же только что на графоманов жаловалась…– У нас в журнале рукописи не рецензируют, слава богу, – сказала Серафима. – С настоящими поэтами всегда было тяжко, а в наш технократический век уж особенно. Мне кажется, проза более живучая.
– Я тебя умоляю, – отмахнулась Ира. – Тоже мне нашла проблему. Вот с хорошими мастеровыми в Москве действительно беда. Я тут ремонт в квартире затеяла, полгорода обегала, пока толковых рабочих подыскала. Работать никто не хочет. Ты сейчас уссышься, я в одном графоманском сайте рекламу копирайтинга прочитала: «Вы будете сидеть на диванчике в любимых тапочках, писать тексты и получать денежки». Ща! Размечтались!..
– Ты вроде тоже не полы на вокзале моешь, – сказала Серафима.
– Муля, не нервируй меня! Я же тебе сказала, у меня благородная функция санитара литературного леса. Мне как-то один овен написал, что он по профессии инженер, а по призванию – прозаик. Надеюсь, что после моей рецензии прозаик лист чистой бумаги за километр обходить будет.
– Жестоко. За свои же деньги, – сказала Серафима.
– Но справедливо, – сказала Ира и икнула. – Ой, прости дорогая. Устала, как собака, за последнее время. Захлебываюсь. Раньше две недели на ответ брала, теперь месяц. Поток молодых талантливых авторов нарастает.
– Слушай! – Ира посмотрела на допитый ликер. – Давай ещё по порцейке. Ну, я и клуша! Ты же готовый рецензент, учить не надо, всё знаешь. Входи-ка ты в моё предприятие в долю, всяко больше будешь зарабатывать, чем в своём лесбиянском журнальчике.
– Я несколько не готова к танцам, – сказала Серафима, – Предложение, конечно, любопытное, но мне надо подумать…
Её перебил телефонный звонок. Ира достала из сумочки мобильный.
– Да, Сережа, ты уже в гостинице? Про издательство расскажешь, когда приеду. Я встретила одну давнюю знакомую, между прочим, она работает в поэтическом журнале. Мы приедем вместе. Что значит устал? Фройлян желают поебаться. Вот так-то лучше, милый. Закажи шампанского, скоро будем.
– Поехали, Симка, – сказала Ира. – Утром по делу договорим.
Cерафиме снилось канцелярское присутствие в Курске. Здание было казённое, с жёлтыми стенами. На плацу уныло маршировали солдатики и по команде грозного фельдфебеля монотонно отдавали честь соломенному пугалу. Было зябко.
Посреди обширной залы коллегии седой редактор в засаленном сюртуке тряс зажатыми в кулак листками, исписанными размашистым почерком, и сердито говорил кому-то в угол: – Что же вы это, милостивый государь, в Гоголи всё метите? А унитаз кто починять будет?
– Не извольте беспокоиться, Харлампий Мефодьевич, – отвечал ему прозаик. – Я бы уже давно починил, только вот Захар, посланный за запчастью, как сквозь землю провалился. Запил, видно, подлая душонка.
– Гоголи всё да Кукольники, – удручённо повторил редактор. – Тургеневы, прости меня, грешного, Иван Сергеевич. А мне посрать терпеть уж мочи нету. Что же, батенька, прикажете на плац бежать, перед народом голой жопой простоволоситься? Я вас спрашиваю, Сумароков вы недоделанный.
– А вы, барышня, что здесь делаете? – редактор посмотрел на Серафиму, притулившуюся у высокого ромбовидного стола. – И почему с порожней головой?