Тень рыцаря
Шрифт:
– Вы хотели видеть меня – я пришел.
Король не любил тюрьмы, поскольку большую часть жизни и сам провел под замком, поэтому он распорядился, чтобы в темнице замка Арамор солнечный свет мог проникать внутрь камер через маленькие окошки под потолком: дотянуться до них было невозможно, но весь день заключенные могли видеть небо.
– Вижу, что вы неплохо тут устроились, – добавил я.
– Пойдет, – сказала она и улыбнулась. – Это ненадолго.
– Сомневаюсь, что вам удастся отсюда выйти. Слишком много людей из-за вас погибло.
– Они бы и так умерли. Полагаю, что все вышло как нельзя лучше, на такое
– Вы превратились в чудовище, такое же… нет, даже хуже Патрианы.
– Нет. Я стала именно такой, какая нужна была миру, не более и не менее. – Она протянула руку и схватила меня за подбородок. – Так же как и ты, Фалькио.
Я оттолкнул ее руку.
– Я остался верен своим клятвам.
– Клятвы, – презрительно вымолвила она. – И что породило эту великую клятву? Гибель твоей жены, долгое безумное путешествие, которое началось кровью и закончилось сталью. Твоя клятва, Фалькио валь Монд, первый кантор плащеносцев, – это порождение того зла, что свершилось в твоей жизни. Миру требовался человек отваги, и он наградил тебя болью и страданиями, чтобы ты стал таким, как ему нужно. – Она улыбнулась и снова попыталась до меня дотянуться, но я отстранился. – Мир нуждался в храбрости и порядочности. В герое. А ты был глиной, из которой мир его слепил.
– Жаль, что Неры здесь нет, – заметил я. – Возможно, она бы и подобрала нужное слово, чтобы обозначить, кем вы стали. Между нами все кончено, – сказал я и собрался уходить.
– Ты умирал.
Я остановился. Заранее знал, что она может сказать то, что собиралась, и пообещал себе, что уйду, прежде чем она это сделает, но остался – хотя бы потому, что ее парадоксы заслуживали слушателя.
– Нита убивала тебя, – продолжила Швея. – Ни я, ни лекари не смогли бы помешать ей проникнуть в твое сердце. То, что сделали дашини… это нейтрализовало яд. Спасло тебе жизнь.
Я обернулся, стараясь выглядеть удивленным.
– И вы об этом знали?
Не знаю, убедил ли я ее своим притворством, или она просто отнеслась к нему снисходительно ради самообмана.
– Подозревала. Я же говорила тебе, парень, что жизнь – это боль. Те страдания, которые причинили тебе Необагренные… Даже представлять их не хочу, но твердо знаю одно: без этого ты уже лежал бы в могиле.
Я мрачно улыбнулся, не в силах больше притворяться.
– Значит, вы сдали меня дашини для того, чтобы спасти мне жизнь.
Она не дрогнула лицом.
– В таком случае, Швея, в следующий раз вы окажете мне огромную услугу, если оставите умирать.
Она фыркнула.
– В самом деле? Думаешь, мне все еще есть дело до твоей гордыни? Или боли? Я уже говорила тебе и повторю снова и снова: я ни перед чем не остановлюсь, чтобы защитить Алину. Ни перед чем. Все это я сделала лишь для того, чтобы возвести ее на престол.
– Вы принесли в нашу жизнь разруху и смерть.
– Да. Принесла и еще принесу, если понадобится. Пусть потекут по стране кровавые
реки, если так нужно, но Алина станет королевой.Я знал, что ей ответить, но замешкался. Представил, как святая Биргида шепчет мне в ухо: «Я взывала к тебе каждый раз в тот миг, когда ты уже одержал победу, но еще не нанес последний удар». Я всегда верил в милосердие и сострадание – и теперь больше чем когда-либо я верил, что они жизненно необходимы.
Но также существует и справедливость, Биргида. И, кроме того, я не какой-то там чертов святой.
– Ваш сын возненавидел бы вас за то, кем вы стали, – сказал я.
Сначала я думал, что Швея разозлится и изойдет яростью или, может, сломается и начнет рыдать, но она, конечно же, не сделала ни того ни другого. Лишь сказала:
– Конечно, он бы возненавидел меня за это, Фалькио. И через тысячу лет не смог бы простить меня, даже несмотря на то что я возвела его дочь на престол. Но ведь именно поэтому мы с тобой так сильно любили его, не правда ли?
Позже той же ночью мы вшестером стояли на крепостном валу замка Арамор, и звезды сияли так ярко, что я готов был даже поверить, что нахожусь на Южных остравах. Как ни странно, но двух человек, которые лучше всего поняли бы меня в тот миг, с нами не было. Алина расположилась в покоях замка: больше ей ничего не грозило, лишь собственные страхи. Я пообещал ей, что вскоре и они развеются без следа. Эталия же осталась с ней, чтобы побыть рядом, пока девочка не заснет. Алина вновь перестала смотреть мне в глаза, то ли от чувства вины за то, что согласилась с замыслом Швеи, то ли из-за того, что я предал ее, так и не сделав королевой.
– Знаешь, а я бы согласился стать королем, – признался Брасти, поставив ногу на парапет и оглядывая просторы, словно они принадлежали ему.
– Из тебя получился бы ужасный король, – заметил Кест.
Ему сменили повязку на отрубленной кисти, и рана больше не кровила.
– Еще болит? – спросил Брасти.
– Смертельно. Такое ощущение, что ее медленно, очень медленно отпиливают.
– Тогда почему ты… ну, сам знаешь…
– Что?
– Не кричишь, – вымолвил Брасти. – Не плачешь. Не стонешь и не… в общем, не делаешь то, что делают нормальные люди, когда им отрубают руку!
Кест поглядел на него, слегка улыбнувшись, то ли озадаченный, то ли искренне удивленный.
– А что, это помогает?
Брасти всплеснул руками.
– Ты безнадежен.
Валиана рассмеялась, а с ней и Нера, которая перебирала струны, наигрывая нежную мелодию, которая так соответствовала звездной ночи.
Я повернулся к Дариане, которая стояла немного в стороне.
– Что ты там делаешь? – спросил я.
Она оглянулась.
– Что? Нера сказала, что я должна тут находиться. Вот я и нахожусь.
– Если отодвинешься еще дальше, то свалишься со стены.
– Я не одна из вас, – сказала она, – и никогда не была.
– И каково это? – спросил Брасти.
Она поглядела на него сквозь щели прищуренных глаз, но затем на губах ее расцвела ухмылка.
– Ты же понимаешь, что я переспала с тобой лишь потому, что собиралась отрезать тебе яйца и сохранить их в виде трофея?
– Дариана, если так уж хочешь ранить меня, то переспи со мной еще раз. Честно говоря, милосердней было бы отрезать мне яйца.