Тень в воде

— Как?

— Цветение начинается снизу. Они цветут по очереди: сначала нижние бутоны, а верхние ждут. Вот, смотри. Когда эти, нижние, отцветут и увянут, следующий ряд сможет расцвести. Ну а когда распустятся самые верхние — все, конец лета.

— Какая обреченность…

Тор еле заметно улыбнулся.

— Откуда ты это знаешь? — спросила Йилл. Ей казалось, что Тор не из тех, кто впитывает такие знания. — Откуда ты все это знаешь?

— Бабушка рассказывала. Она из Буртрэска.

— Ой, у тебя была бабушка, я никогда и не думала.

— Она давно умерла. Я подолгу жил у нее. Когда у отца с матерью были проблемы.

— Какие проблемы?

— Обычные. Такое и в лучших семьях бывает.

Йилл почувствовала, что Тор хочет сменить тему. Она взглянула на красно-лиловое море цветов.

— Она хорошо знала растения? Так и вижу старушку среди грядок с душистыми травами.

— Хороший образ. Постепенно она и стала старушкой. Но грядок с травами у нее не было. В домах престарелых они нечасто встречаются.

Йилл наклонилась и понюхала цветок. Он не пах.

— У нас, похоже, еще осталось немного лета, — сказала она. — Подумать только, оказывается, природа придумала себе собственный календарь.

Он рассмеялся.

Номер в отеле они заказали заранее через Интернет перед въездом в Вестеролен. На снимках гостиница выглядела красивой и ухоженной, да и расположена была недалеко от берега. Подтверждения бронирования им не прислали, и Йилл несколько раз звонила, но безрезультатно.

Затем она решила, что все образуется на месте.

Был вечер, еще светлый.

Добравшись до гостиницы, они уже издалека заметили: что-то не в порядке. Здание располагалось так, как обещали снимки, и Йилл с Тором видели крупные буквы слова «Отель» с торца. Но входная дверь была заколочена. Тор въехал во двор, заваленный игрушками, велосипедами и ржавыми остовами кроватей. В окно на втором этаже выглянул темнокожий человек и тут же быстро задернул занавеску.

Йилл и Тор заперли автомобиль и вошли внутрь. Пустые коридоры, обшарпанная стойка администрации. Они замерли в нерешительности. Откуда-то доносились звуки работающего телевизора: развлекательная программа с искусственными взрывами хохота. Заглушая смех, плакал младенец, тонко и безутешно. Тор приоткрыл дверь, за которой виднелся бильярдный стол и безжизненная барная стойка.

— Пойдем отсюда, — торопливо сказал Тор.

— Ладно, — прошептала Йилл.

Они обернулись и обнаружили у себя за спиной невысокую женщину азиатской внешности, одетую в водолазку и брюки. Она смотрела на Йилл и Тора широко раскрытыми глазами, полными такого ужаса, что они окончательно растерялись. Некоторое время все стояли как парализованные.

Тор очнулся первым. Он шагнул к азиатке:

— Извините, а это разве не отель?

Женщина медленно подняла руки, сцепив их под подбородком. Она не отвечала.

— На вывеске написано «Отель», — продолжал он. — Написано так, и мы подумали…

И тут женщина стала мотать головой — сначала медленно, затем быстрее. Все это время она не сводила с Йилл взгляда — умоляющего, полного немого, невыразимого ужаса. Йилл был знаком этот взгляд, она узнала его, этот безумный страх. Она видела его у свиней, которых вели на скотобойню, и у Панды, ее любимой лошади в ездовой школе, когда та сломала ногу. Видела Йилл этот взгляд и у Жюстины, в детстве, когда они с Берит заставили ее забраться в бочку с водой на кладбище Хэссельбю. «Ты рыбка, Жюстина, а рыбки что едят? Что рыбки едят? Червяков». А теперь этот же взгляд — у женщины в пустом помещении.

Йилл почувствовала, как Тор взял ее за локоть.

— Пойдем, это какая-то ошибка.

Она собралась сделать шаг, чтобы преодолеть оцепенение. В эту минуту женщина открыла рот, чтобы закричать. Но крика не последовало, лишь мяукающее нытье. Рот, распахнутый до самой глотки, язык и короткие зубы. И глаза — как белые, испуганные ящерицы.

Вернувшись к машине, Тор и Йилл увидели ранее не замеченную вывеску: «Лагерь для беженцев».

— Да как можно селить людей из дальних стран на таком севере! Неудивительно, что они становятся странными. — Тор завел машину, рука дрожала.

Йилл тоже дрожала, всем телом. Сосущее беспокойство уже заглушало радостное предвкушение.

Глава 9

Обычно он ставил машину на одной из маленьких улочек в районе вилл, а остаток пути шел пешком. Вообще, он не знал, что ему нужно. Может, просто увидеть ее. Может, этого окажется достаточно.

В пригороде было так усыпляюще тихо, вокруг лишь слепые фасады. Лето еще не ушло, но меж деревьев не было видно движений, не было слышно голосов и смеха. Разве у них мало поводов для шумной радости — у этих жильцов роскошных вилл? И машины у них крутые. Не то что его ржавая развалюха.

Натан, его отец, их презирал.

«Ты был когда-нибудь в шведском пригороде вечером в воскресенье? Тихо как на кладбище. Где все люди, позвольте поинтересоваться. А они сидят в своих бункерах и пялятся в телик. Или что там еще. Мы никогда не станем такими, Микке. Обещай, что никогда не станешь, как они».

Он был таким сильным и настоящим. В его теле не было и намека на смерть.

«Я покажу тебе полную противоположность, парень. Мы поедем в занзибарскую деревню, вот там — жизнь. Поедешь со мной, Микке, как только закончишь с учебой. Тогда я возьму тебя с собой. Самое крутое бюро путешествий в мире, понимаешь, не для слабаков. Микке, ты будешь моим компаньоном».

Дом этой женщины был построен из камня, чуть в стороне от остальных, на берегу озера Мэларен. Он видел, как она ходит по лужайке с ножницами в руках. Подобравшись ближе, разглядел, чем она занимается: женщина разрезала пополам слизняков. Микке следил за ее лицом, когда коричневые внутренности растекались по лезвиям ножниц: не дрогнул ни единый мускул.

Он приехал не в первый раз. Его тянуло сюда, и это желание не давало ему покоя. Он наблюдал, укрывшись в густых кустах. Она должна увидеть его, только если он сам того захочет.

Однажды, очень давно, он был в ее доме. Сразу после ее возвращения из той роковой поездки. Она вернулась одна, без его отца. Она бросила его в джунглях и уехала домой.

В тот раз Микке хотел услышать рассказ от нее. Пусть ее лживые женские уста произнесут: «Мне пришлось бросить Натана, мы не могли его найти. Что мне было делать? У меня не оставалось выбора».

Той весной, когда отца бросили в джунглях, Микке было шестнадцать.

«Ты еще слишком юн, Микке, сначала надо закончить учебу».