Тени древней земли

На протяжении нескольких километров земли Цуриковых примыкали к землям Латыповых, а Латыповы ненавидели больше новой власти только одну вещь — закон. Пастухи и фермеры не хотели иметь никаких проблем с ФСБ и военными, а Цуриковы со своими плантациями подвергали всех опасности, рискуя, что военные придут и сунут нос в их владения. Поэтому делегация местных пастухов и фермеров отправилась к Всеволоду Латыпову, чтобы попросить его вмешаться, пока не случилось самое худшее.

— Дело принимает плохой оборот, Всеволод, — сказали они. – Чем быстрее мы разберемся с этим, тем будет лучше для всех.

Всеволод поговорил со стариком Латыповым и предложил решение, которое бы устроило всех. Это был древний обычай горных караимов: поскольку скот Цуриковых погиб, а братьям предлагалось отказаться от незаконных посевов в пользу легальной деятельности, все пастухи в округе должны были отдать им небольшую часть своего стада, как это веками практиковалось среди крымских караимов для помощи тем, кто пострадал от смерти, наводнения или потери скота в результате пожара или голода.

Когда Жанна Цурикова оказалась лицом к лицу с Всеволодом, тот не успел и рта раскрыть, приняв цепь солидарности своих «коллег». Животные были доставлены в щедром количестве, к ним прилагались центнеры сыра, несколько гектолитров масла и столько домашнего вина, чтобы напоить всю деревню.

— Я ваша должница, — поблагодарила Жанна, пообещав поджечь свою плантацию.

Через несколько дней Латыповы увидели среди ночи клубы дыма, поднимающиеся с земель Цуриковых. Но дым был слишком тонким. Жулики из семейства Цуриковых обманули его, пожертвовав лишь малой частью своих конопляных плантаций, что подтвердил коррумпированный полицейский, сосед Латыпова, посоветовавший Всеволоду решить проблему, пока она не привлекла внимание областного УВД, находящейся вне сферы его влияния и контроля.

И вот в ту безлунную ночь Латыповы пересекли каменистые земли Цуриковых и, словно призраки, бесшумно подъехали к ферме, где спали Жанна и Иосиф, расположенной рядом с полями марихуаны, более чем в полутора километрах от любого жилья. Луна бросала кровавые отблески на сельскую местность. Пение цикад и хриплый вой ветра облегчали работу непрошеных гостей. Они пришли без огнестрельного оружия: с такими феноменами, как братья Цуриковы, карабины и пистолеты были не нужны.

* * *

Всеволод наблюдал за младшим братом Нефалимом, глухонемым двоюродным братом Захаром и пятнадцатилетним сыном Мишей, которого дед приказал «приучить». Помимо грубого нрава, Латыповы были известны своим телосложением, как у циклопов: Рост Всеволода, Нефалима и Захара приближался к двум метрам, а Мишин был уже за сто восемьдесят пять. У них были большие мозолистые руки с пальцами, утолщенными от тяжелой работы в поле, широкие плечи и сила, как у быка, — можно было подумать, что они появились из самой толщеи этих скал.

Кивнув подбородком, Всеволод отдал приказ брату, который направился в овчарню и вернулся, таща за ухо овцу. Глава семьи подошел к животному и нанес ему два удара ножом по бокам. Овца начала отчаянно блеять, привлекая внимание в доме, где примерно через десять секунд зажегся свет.

Нефалим отпустил животное и показал двоюродному брату, чтобы тот спрятался.

Дверь открылась, и из нее, позевывая, вышла Жанна с ружьем в руках.

— Кто там? — спросила она темноту сонным похмельным голосом.

Следуя указаниям отца, мальчик подошел к дому.

— Миша, — ответил он.

— Кто? — спросила Жанна, сделав шаг вперед, как будто она не слышала.

— Михаил Латыпов, — повторил он.

Луна освещала ее иссиня-черные волосы — отличительный признак ее рода.

— Что вам надо?

— Наказание, — ответил мальчик.

Жанна рассмеялась ему в лицо.

— Ты один? — спросила она, не опуская оружия.

— Нет, — ответил вместо него Всеволод, появляясь из темноты.

Он схватил ружье одной рукой, чтобы вырвать ее у женщины, а другой схватил ее за шею и бросил на землю, как обычный мешок. Захар в мгновение ока навалился на нее и приставил лезвие ножа к ее горлу.

Иосиф с проклятиями выскочил на улицу, и Нефалим, быстро накинув ему на шею петлю, повалил его на землю.

Всеволод потащил их на руках к большому тополю на краю поля. Цуриковы дергались, как животные перед бойней, изо рта у них шла пена, когда они пытались ослабить укус пеньковых веревок. Нефалим и Захар подвесили Иосифа к ветке дерева, заставив его стоять на цыпочках, чтобы не задохнуться; чтобы он замолчал, ему в рот засунули тряпку. Жанну привязали к подножию большого ствола. Веревка была так туго натянута, что у нее перехватило дыхание. Она побледнела, понимая, что их ждет впереди.

— Просто скажите мне, почему, — глухо спросил их Всеволод.

— Ты прав, Сева, — пробормотала Жанна. – Мы собирались сжечь остальные поля, клянусь.

— Лгуны, — ворчал Нефалим, склонившись над ними, как дуб. – Не принимайте нас за дураков…

— Посмотри на себя, ты плачешь и просишь прощения, — шипел Всеволод.

— Пожалуйста, Сева. Я умоляю тебя…

— Мы отпоем вас.

Он сказал ей это по-караимски, как будто их мог услышать кто-то посторонний.

— Миша, — позвал Всеволод.

Подросток подошел. Его отец достал зазубренный нож с рукояткой из дерева и сверкающим двадцатисантиметровым лезвием. Он вложил его ему в руку.

— Ты боишься? — спросил он мальчика на караимском.

Михаил покачал головой. Его глаза были двумя ледяными осколками. По его позе отец понял, что его сын стремится стать мужчиной. Это вселяло в него уверенность в будущем семьи Латыповых.

— Тогда убей ее.

Прежде чем Жанна успела вскрикнуть, Захар заткнул ей рот тряпкой, заглушив крик.

— Добро пожаловать в ад, — прошептал ей на ухо Нефалим.

Несколько секунд мальчик смотрел на отражение багровой луны на лезвии, которое, казалось, призывало его к насилию, а затем нанес первый удар. Нож вошел в плоть, как в теплое масло. Опьяненный новым ощущением власти, он крепко держал пленницу, обхватив ее шею левой рукой, а правой, как в безумии, наносил ей множественные удары с нарастающей яростью.

— Хватит играть! — упрекнул его отец.

С мастерством мясника мальчик нанес режущий удар по животу Жанны Цуриковой и вздрогнул, когда до его ноздрей донесся едкий запах кишок. Он сделал несколько шагов назад и неподвижно смотрел, как кровь вытекает из распоротого живота и заливает землю, а глаза жертвы догорают, как угли, покрытые пеплом.