Тени прошлого

Но Тина опять была в ступоре. Если я просил её сесть — она садилась. Если я подносил ей чашку с водой — пила. Есть — отказывалась. Что-либо сказать — тоже. Она целый день с восьми утра до десяти вечера неподвижно просидела на кровати, смотря в одну точку перед собой. Ни одной слезинки. Ни одного движения. В тот момент я понял, что истерика, которая была до этого, была намного лучше. В лазарет приходил Невилл. Луна. Близнецы Уизли. Но она ни на кого не реагировала. Она целый день неподвижно смотрела в стену.

На следующий день, шестого июня, состоялись похороны. Когда я тихо сказал об этом Тине с утра и спросил, хочет ли она пойти, то впервые за эти полутора суток увидел хоть какую-то реакцию на свои действия. Она повернулась ко мне и медленно кивнула. Я помог ей переодеться в простое чёрное платье, а потом повёл её за руку, не отпуская от себя ни на шаг.

Казалось, погода в тот день скорбела вместе со всеми. Серое пасмурное небо и мелкая морось. Но это обстоятельство вовсе не помешало присутствовать почти всем обитателям школы на берегу Чёрного озера, недалеко от опушки Запретного леса, где решили сделать могилу в знак искреннего уважения. Он всегда считал Хогвартс своим домом, и теперь он останется здесь навсегда.

Сначала трогательную речь произнёс Дамблдор, потом — профессор Слизнорт, затем каждый из преподавателей что-то да сказал. Даже несколько учеников добавили пару слов. И все ждали, что Тина тоже решится что-то сказать. Но она молчала. Просто смотрела на серый надгробный камень и молчала. Когда после непродолжительной паузы Дамблдор уже собрался уходить, показывая, что всё… закончилось, Тина вдруг встала со своего места, подошла прямо к простому надгробию и, упав на колени прямо на могилу, закричала от боли.

Этот крик, леденящий душу крик вряд ли кто-то сможет забыть из тех, кто его слышал в тот день. Он был красноречивее всех сказанных ранее слов. Наконец слёзы хлынули из её глаз, и Тина, пару раз ударив в мягкую землю кулаком, дала боли хоть немного выйти наружу. Это была не истерика. Это была именно боль. Осознанная боль от потери.

Постепенно все разошлись, а спустя двадцать минут начался сильный дождь. Но ни Тина, ни я так и не сдвинулись со своего места. Тина сидела на сырой земле и пыталась дать дождю смыть ту чёрную печаль, что полностью поглотила её, а я стоял за её спиной и скорбел вместе с ней. По-своему, но не менее сильно. Через два с половиной часа силы покинули Тину, и я поднял её на руки, насквозь промокшую и истощённую, и отнёс обратно в лазарет. И опять она вернулась в состояние ступора, ни на кого не реагируя, не двигаясь, молча.

Так прошло два дня, а на третий после обеда в лазарет зашёл Дамблдор. Он попросил меня зайти к нему в кабинет, и я, оставив Тину на Лестата, послушно выполнил его просьбу и сел напротив рабочего стола директора Хогвартса.

— Том, я бы хотел поговорить с тобой, — спокойно произнёс Дамблдор, и я безучастно уставился на него, ожидая конкретики. Угадав мои мысли, он открыл ящик своего стола и достал оттуда небольшие песочные часы, посаженные на ось, а потом протянул мне: — Ты знаешь, что это?

— Это… маховик времени? — немного удивлённо предположил я, поскольку вживую никогда их не видел, но многое слышал.

— Ты действительно очень одарённый человек, Том, — мягко улыбнувшись, заметил Дамблдор. — Всё верно, это он.

— Откуда он у тебя? — задал я вполне логичный вопрос, и на его лице появилась бледная тень улыбки.

— Кингсли Бруствер смог подменить один из этих очень опасных устройств на муляж и одолжил на несколько дней мне.

— Ты хочешь, чтобы я вернулся в прошлое и спас его? — в лоб спросил я, прекрасно понимая, к чему всё шло. — Я согласен.

— Не всё так просто, Том, — улыбка тут же сползла с лица Дамблдора. Он положил часы передо мной на стол и пояснил: — Первое, что я хочу тебе сказать, будет то… что ты должен прекрасно понимать, что Тина — абсолютно удивительная девушка, и изменить прошлое с помощью магии так, чтобы она о нём не помнила, — у тебя просто не получится. Я думаю, что она будет помнить оба варианта развития событий…

— А что второе? — спросил я, уловив первую мысль.

— А второе… — вздохнул Дамблдор. — Том, неужели ты действительно собирался всю оставшуюся жизнь оперировать в госпитале?

— Нет, конечно, — усмехнувшись, что меня так легко раскусили, ответил я. — Я бы убедился, что у Тины всё хорошо, сделал бы видимость, что уезжаю куда-нибудь подальше, а сам бы пустил себе цианистый калий по вене. Без неё в моей жизни смысла просто нет…

— Знаешь, вы на самом деле очень похожи с Северусом… — туманно заметил он, но я, моментально обо всём догадавшись, воскликнул:

— Чёрт! Хочешь сказать, что он тоже собирался покончить с собой после нашего отъезда?!

— Даже яд приготовил, — подтвердил мои догадки Дамблдор.

— То есть в тот день кто-нибудь точно должен был умереть?

— Да, Том, — с нотками грусти ответил он. — И я даю тебе этот маховик не для того, чтобы ты что-то изменил. Я даю тебе его для того, чтобы ты… Ты же понимаешь, кто должен сделать этот выбор в итоге?

— Я всё понял, Дамблдор, — тихо произнёс я, встав со своего места и взяв в руки песочные часы. — Спасибо.

И с этими словами я положил маховик в карман пиджака и направился обратно в больничное крыло.

***

Я словно потеряла чувство времени. Словно эта дьявольская мельница остановилась для меня. Остановилась вместе с его сердцем. Я смогла дать волю слезам только тогда, когда лично увидела его могилу. Кто-то что-то говорил, но я не понимала ни единого слова. Мной полностью завладела боль.

А потом я снова погрузилась в оцепенение. Передо мной раз за разом крутились его последние минуты, его последние слова, его касания, поцелуи, его дыхание на моей коже… Раз за разом я с самого утра переживала этот день, раз за разом просила, умоляла, чтобы это был всего лишь сон. Но это был не сон. Раз за разом всё заканчивалось одинаково.

Я не знаю, сколько прошло времени со всех этих событий, но меня внезапно окрикнул Том. Сначала раздался резкий хлопок дверью, потом он прогнал Поппи и Лестата, а затем пододвинул стул к моей кровати, насильно развернул меня к себе лицом и сел напротив.

— Так, всё, хватит, мне это надоело! — рассерженно воскликнул он, пристально посмотрев на меня чёрными, словно два бриллианта, глазами. — Я не дам тебе заморить себя голодом. И я не собираюсь дальше сидеть сложа руки и смотреть, как ты угасаешь на моих глазах. Держи.