Тени прошлого

Зельевар задумался на минуту. Прядь длинных чёрных волос упала ему на лицо, и он медленно убрал её. Затем мягкий бархат его голоса вновь достиг моего слуха:

— Мисс Велль, я хотел содрать с вас три шкуры, ещё когда в самый первый раз увидел вашу фигуру в коридоре ночью. Но вы так спешили, что окрикнуть вас не представлялось возможным, и я посчитал, что получу гораздо больше удовольствия, если застану в конечной точке маршрута. Каково же было моё удивление, когда вы привели меня сюда.

— Почему вы тогда не исполнили задуманное? — недоуменно спросила я, продолжая изучающе смотреть на него.

— Потому что когда я пришёл сюда и стал наблюдать за вами, я ожидал увидеть…

Мои брови поползли вверх, а недоумение нарастало.

— …я ожидал увидеть, как вы собираетесь сделать что-то незаконное, что в полнейшей мере оправдывало бы риск очень сурового наказания, в плане свидания в укромном месте, приготовления запретного зелья или отправки контрабанды…

— Но вы никак не ожидали, что я просто буду смотреть на природу? — закончила я его мысль, поскольку Снейп сделал в конце фразы паузу. Флегматичность снова поглотила меня с головой.

— Никак не ожидал, — подтвердил он, прислонившись к парапету и оперевшись на него ладонями. — Зачем? Вы недавно в школе, но прекрасно знаете правила. Прекрасно знаете, что в случае большого снятия баллов вас в лучшем случае будут игнорировать всё оставшееся обучение, в худшем… Зачем?

Услышав эти слова, я не на шутку задумалась. Тон, в который перешла беседа, если её, конечно, можно было так назвать, навёл меня на определённые мысли. Вряд ли Снейп пытался понять женскую логику или логику студента, нарушившего правила. И сразу было понятно, что такому человеку, как он, было наплевать на чувства студента, у которого он списывал баллы за малейшие промахи.

«Почему он спрашивает?» — всё не давал мне покоя один-единственный, вполне логичный вопрос.

— Я просто хочу побыть в одиночестве. Мне не хватало воздуха, и я пришла сюда. Я… — пытаясь подобрать слова, я всё ещё искала ответы на свои вопросы. Почему-то мне казалось, что, как только я их найду, всё сразу встанет на свои места, и картинка сложится. — Как долго вы просидели здесь два дня назад? Вы же были здесь, верно?

Наверное, зельевар опешил от искренности, которую я вкладывала в свои вопросы, поэтому ответил быстро и без язвительности:

— Я просидел здесь три часа до самого рассвета и ушёл незадолго до вас.

— Вы не замёрзли?

— Замёрз.

— Но тот рассвет стоил того, не правда ли?

— Да, — коротко ответил он, и теперь в его глазах застыл немой вопрос: «Почему она спрашивает об этом?»

У меня в голове не укладывался тот факт, что Снейп состоял в клубе любителей природы. Здесь явно было что-то другое. Тем более, когда человек мёрзнет, он предпринимает попытки изменить ситуацию, а я его даже не заметила. Меня терзали сомнения.

Чтобы найти ответ на свой вопрос, я попыталась вспомнить, что же делала такого все эти ночи, раз пробудила интерес в настолько мрачной личности. Но проблема была в том, что я не делала ровным счётом ничего. Большую часть времени я просто сидела на холодном камне, как сейчас, и размышляла. Даже, скорее, предавалась той самой тоске-меланхолии, которая окружала меня до того момента, пока не появился зельевар.

Я снова мельком взглянула на него, и на долю секунды мне показалось, что я уловила то же самое настроение в его глазах. Возможно, он не хотел, чтобы я знала о его присутствии. Возможно, где-то в глубине души он чувствовал то же самое, что и я. Возможно, в моём взгляде он уловил ту невообразимую тоску, которая поглощала меня в последнее время. Возможно, у него была собственная тоска.

«Замёрз… — промелькнуло в голове. — А на улице и правда холодно… Почему я не чувствовала этого раньше?»

И тут я представила картину, которая предстала перед Снейпом три недели назад, да, впрочем, и сейчас: студентка пятого курса сидит в лёгкой кофте и джинсах на холодном полу Астрономической башни и с тоской наблюдает за горизонтом до рассвета. Есть над чем задуматься.

Я не чувствовала холода. Хотя на улице был далеко не май, я ни разу до этого не почувствовала, что замёрзла.

— Мисс Велль, — бархатистый голос донёсся до меня, как будто издалека, и вырвал из размышлений, — я надеюсь, что больше не увижу вас здесь, особенно в таком виде.

Произнеся последнюю фразу, он наконец нарушил молчание, висевшее минут десять. Снейп напоследок окинул меня оценивающим взглядом и скрылся в темноте винтовой лестницы.

«Всё чудесатее и странноватее», — в качестве итога этой неожиданной встречи пронеслось у меня в сознании, когда я снова осталась одна на продуваемой северным ветром смотровой площадке.

Внезапно мне показалось, что тот мимолётный страх наказания, который меня охватил в начале нашей беседы, не стоил ровным счётом ничего. На самом деле, мне было ровным счётом наплевать, накажет он меня или нет. И мне было ровным счётом наплевать, простужусь я или нет. Вот и ответ на мой вопрос. Он знал. Он как-то чувствовал, что в таком настроении его наказания для меня пустой звук, и воспитательного момента точно не выйдет. «Но зачем он приходил сюда всё это время?»

Глава 2. «Самый ненавистный преподаватель Хогвартса»

Я внезапно проснулась от звона колокола. Солнечный свет полностью залил нашу спальню и слепил меня, а далёкий звон казался колоколами ада.

«К чёрту завтрак!» — решило подсознание, и я была абсолютно с ним согласна.

Ночные бдения как всегда не прошли для меня бесследно: поспать в эту ночь удалось часа три-четыре от силы, так что выбор между набиванием желудка и сном казался очевидным. Для себя я решила, что если соберусь минут этак за десять, то на сон останется примерно полчаса. И поэтому снова провалилась в царство Морфея.

— Тина, урок Трансфигурации начнётся через пять минут, вставай! — кто-то активно тормошил меня, пока я приходила в себя. — Давай одевайся быстрее, профессор МакГонагалл очень строго относится к опозданиям!

— М-м-м… профессор МакГонагалл?.. Пять минут! — осознав смысл произнесённых кем-то слов, я вскочила с кровати как ошпаренная. — Господи, как же это так?!

И удивлённо уставилась на своего спасителя, а им была девочка явно восточных кровей, и имя у неё было весьма соответствующее. Кажется, её звали Падма.