Тени вечерние. Повести

Приподымают Илью, кладут на кушетку.

Борис: Ты звонила в «скорую»?

Лариса (вставая с колен): Незачем. Он лишь слегка расцарапал кожу. Тащи йод и бинт из аптечки. (С ненавистью.) Куда уж ему…

Борис выскакивает из комнаты. Илья приходит в себя. Лицо его изображает крайнюю степень страха.

Илья: Кровь!.. Кровь!.. Где врач?! (Все молча смотрят на него.) Вы хотите, чтобы я умер?!

С неожиданной силой тянется к телефону. Лариса пытается ему помешать.

Лариса: Не дури!

Вбегает Борис с пузырьком йода. Лариса хватает руку Ильи и, открыв пузырек, сладострастно льет на ранку йод.

Илья: О, ччерт! (Выдергивает руку, смотрит на ранку и в изнеможении вытягивается на кушетке.)

Борис (хлопая по робе в поисках спичек): Что ты такое придумал? (Закуривает, руки его дрожат.) Зачем вся эта нелепость? Возможно… да, возможно, ты расстроился… счел старика последним шансом… Глупо! И он может ошибиться, и он не Бог! Ищи выход. А это–то проще простого!

Лариса: Умереть – тоже непросто. Умереть, а не разыгрывать дурацкий спектакль!

Борис (раздраженно): Оставь!

Лариса отворачивается, всем видом показывая, что больше не скажет ни слова.

Инна: Илюша хотел доказать нам наше ничтожество и одним махом приобщиться к лику святых.

Лариса (не выдерживая): Дешевый выпендреж!

Илья приподымается. Он очень бледен, но видимо слова окружающих разгневали его, а гнев придал силы.

Илья (Павлу): Идем отсюда! (Обращаясь к остальным и от волнения слегка заикаясь.) Мелкие твари!

Лариса: Ого! Зря я старалась. (Смеется.) Надо было тебе дать истечь кровью.

Борис: Отлежись. Уйти ты всегда успеешь.

Илья, опираясь на Павла, встает. Павел уходит в переднюю, возвращается в накинутом пальто, с курткой Ильи в руках. Помогает Илье одеться.

Борис: Возьмите такси!

Илья молча скрывается в передней.

Пауза

Павел: Всего хорошего.

Инна: Счастливо доехать.

Лариса: Не потеряй по дороге свое сокровище!

Павел выходит.

XXIII

Два месяца он упорно боролся с болезнью, но к середине марта наступил перелом… Однажды он не смог подняться и звонком вызвал дежурную медсестру. Привычным движеньем откинув одеяло, она нащупала пульс. Не глядя на него, быстро вышла, а когда вернулась, он лежал на полу с рассеченной об угол кровати щекой – он пытался встать. Пульс едва прощупывался. От удара он потерял сознание и уже не чувствовал, как санитары подняли его и, положив на каталку, повезли по матово светящемуся коридору в дальнюю, специально приготовленную комнату. Он очнулся, но говорить уже не мог: мычал и не сводил лихорадочно блестевших глаз с врача и медсестры, молчаливо и угрюмо что–то делавших с ним. Ему сделали укол, и он забылся; а когда снова открыл глаза, они были пусты, и в их стеклянной пустоте тускло светила желтая лампа.

Распахнув рот, он дышал. Казалось – хриплый, сипящий звук уходит в темную глубину и навсегда остается в ней, но в последний момент, собрав остаток сил, тянется вверх, чтобы, не удержавшись, упасть вниз, и снова скрежещущий, ржавый звук… Это – рвущееся из–под плотно закрытых дверей, должно было кончиться ближайшей ночью. Но прошли ночь и день, и следующая ночь, а он лежал, едва прикрытый простыней, на оранжевой детской клеенке и – не хотел умирать.

Дочь и внук, вторые сутки жившие на креслах в коридоре, проваливались в сон и просыпались, уходили и вновь возвращались под монотонный тяжкий хрип. Казалось, это – никогда не прекратится, и уже не было сил!.. На рассвете следующего дня они проснулись от тишины.

XXIV

Смерть деда ничего не изменила. Странно, неужели я тогда всерьез надеялся на это – как нерадивый ученик ждал подсказки со стороны? А между тем тянулись недели, однообразные и пустые, и в них, как шарики в погремушке, назойливо и сухо звенели дни.

Владимиру Ивановичу не нужно уже было присутствовать на моих семинарах, Галине Николаевне – волноваться из–за недостатков в политико–воспитательной работе: факультатив кончился, без шума и криков изжил себя. Я аккуратно составлял планы уроков, конспекты, справки, отчеты, заполнял строки и графы… Я даже написал, как бы совместно с Галиной Николаевной, статью о новейших методах изучения истории, и статейку взял серьезный журнал.

Конец ознакомительного фрагмента.