Теоретическая и практическая конфликтология. Книга 1

Г-н Прудон неизбежно является поэтому доктринером. Историческое движение, совершающее переворот в современном мире, сводится для него к задаче открыть правильное (Т. 25, ч. I, с. 409) равновесие, синтез двух буржуазных мыслей. Таким образом, при помощи ухищрений этот ловкий малый открывает скрытую мысль бога, единство двух отдельных мыслей, которые только потому являются отдельными, что г-н Прудон их отделил от практической жизни, от современного производства, являющегося сочетанием тех реальностей, которые этими мыслями выражены. На место великого исторического движения, рождающегося из конфликта между уже приобретенными производительными силами людей и их общественными отношениями, которые не соответствуют больше этим производительным силам; на место страшных войн, которые готовятся между различными классами одной нации и между раз-личными нациями; на место практической и революционной деятельности масс, которая од-на будет в силах разрешить эти коллизии, – на место этого обширного, продолжительного и сложного движения г-н Прудон ставит примитивное движение [mouvement cacadauphin], происходящее в его голове. Итак, историю делают ученые, люди, способные похитить у бога его сокровенную мысль. А простой народ должен лишь применять на практике их откровения (Т. 27, с. 409–410).

Главной причиной проволочки является уверенность правительства, что перед судом присяжных оно с позором провалится. Оно надеется, что тем временем будет учрежден суд высшей инстанции по делам о государственной измене или, по крайней мере, все политические преступления будут изъяты из компетенции судов присяжных, – о чем уже внесено предложение в прусскую первую палату. Наши друзья сидят в одиночных камерах, отрезанные друг от друга и от всего мира; они лишены права переписки и свиданий и даже не получают книг, в чем в Пруссии никогда не отказывают и обыкновенным преступникам.

Бесстыдное постановление обвинительного сената было бы невозможно, если бы пресса хотя бы в малейшей степени (Т. 28, с. 409) вмешалась в это дело. Но либеральные газеты, вроде «K"olnischе», молчали из трусости, а «демократические» (в том числе и «Litographische Korrespondenz», которую печатает Кинкель на американские деньги) – из ненависти к коммунистам, из опасения потерять свой собственный авторитет и из чувства соперничества к «новым» мученикам. Так отблагодарили эти негодяи «Neue Rheinische Zeitung», которая всегда защищала этот демократический сброд в его конфликтах с правительством (например, Темме и др.). Так отблагодарил г-н Кинкель ту самую «Westdeutsche Zeitung», в которой Беккер вывел его в люди, а Бюргерс защитил. Канальи! С ними нужно вести борьбу насмерть. Привет от моей семьи твоей (Т. 28, с. 409–410).

Георг Зиммель Борьба

Составлено по: Simmel G. Der Streit // Simmel G. Soziologie. Untersuchungen "uber die Formen der Vergesellschaftung. 1. Aufl. Berlin: Duncker & Humblot Verlag, 1908. P. 186–255. Перевод с немецкого Т. Бородай

Никто никогда не спорил с тем, что борьба имеет социологическое значение, поскольку в результате ее возникают объединения, организации и сообщества по интересам. Но не служит ли борьба сама по себе, независимо от ее последствий и сопутствующих ей явлений, одной из форм образования общества? – такая постановка вопроса показалась бы большинству парадоксальной. На первый взгляд, это действительно вопрос праздный, в лучшем случае чисто формальный.

С одной стороны, если всякое взаимодействие между людьми объединяет их в общество, то борьба, один из самых энергичных видов взаимодействия, должна считаться важнейшим фактором ассоциации: борьба в одиночку, без оппонента, просто немыслима. С другой стороны, причины борьбы – это все то, что разъединяет общество: ненависть и зависть, нужда и вожделение. Но, может быть, возбужденная ими борьба служит своего рода лекарством, разрядкой раздирающего общество противостояния? Может быть, борьба – своеобразный путь к достижению единства, пусть даже ценой уничтожения одной из сторон конфликта? Так усугубление симптомов болезни часто свидетельствует о том, что организм пытается преодолеть пагубную для него заразу.

Я не хочу повторять банальное «Хочешь мира – готовься к войне». Я имею в виду общую закономерность, частным случаем которой будет этот римский афоризм. Борьба сама уже есть разрядка напряжения между противоположностями, она разрешается миром, но это лишь частное, наиболее заметное проявление того, что она – синтез элементов. Противостояние и сотрудничество – два подвида одного более общего понятия.

Оба они противоположны взаимному равнодушию элементов, через эту оппозицию обнаруживается общность борьбы и объединения. Отказ от обобществления и распад общества – тоже отрицания, однако, как раз в противопоставлении им борьба проявляет свою позитивную сторону: ее отрицание направлено на раскол единства не фактически, а лишь по идее.

Однако если рассматривать борьбу как социологический позитив, придется взглянуть под иным углом зрения на все общественные образования. Если предметом специального рассмотрения станут отношения между людьми – в отличие от рассмотрения человека самого по себе или в его отношении к объектам, – тогда традиционные предметы социологии составят лишь один из подразделов этой обширной отрасли знания, основанной на вполне определенном и реальном принципе.

Казалось, что у науки о человеке лишь два предмета: единство индивида и единство, состоящее из индивидов, – общество. Существование третьего считалось исключенным по определению. В таком случае борьба как таковая, независимо от ее вклада в образование форм общественного единства, не может стать предметом исследования. Борьба – факт особого рода. Подчинить ее понятию единства было бы насилием, да и результата не дало бы никакого, ибо она означает скорее отрицание единства.

Более общее учение об отношениях между людьми позволило бы определить борьбу как предмет, подразделив все отношения на способствующие единству и противодействующие ему. Однако следует принять во внимание, что в реальной истории все отношения обычно причастны и к тому, и к другому моменту. Как в отдельном человеке единство – это не гармония логических или предметных, религиозных или этических содержаний; они находятся в противоречии друг к другу и в борьбе; единство личности обретается не как завершение и прекращение борьбы, которая продолжается на всем протяжении человеческой жизни, – так нет такого социального единства, в котором конвергирующие тенденции не были бы неразрывно переплетены с дивергирующими. Совершенно гармоничная и «центростремительная» группа, чистое «объединение», не только невозможна эмпирически, – в такой группе не было бы жизненного процесса. Так могло вести себя сообщество святых, которое Данте видел в Розе Рая, но в нем немыслимо какое-либо изменение и развитие. Уже у Рафаэля святой сонм Отцов Церкви изображен в момент диспута: здесь нет настоящей борьбы, но явственно видно то расхождение умонастроений и направлений, из которого проистекают жизненность и подлинно органическое единство совместного бытия.

Чтобы космос обрел форму, требуются «любовь и вражда», силы притяжения и отталкивания; точно так же и обществу необходимо определенное соотношение гармонии и дисгармонии, ассоциации и конкуренции, доброжелательности и противостояния, в противном случае оно не оформится как общество. В этой раздвоенности не нужно видеть только социологический пассив, чисто отрицательный момент, как если бы подлинное общество конституировалось какими-то иными, позитивными социальными силами, но лишь в той мере, в какой этому не препятствуют силы противоположные. Так думают обычно, однако в действительности общество, как оно дано, есть результат обеих категорий взаимодействия, и обе они выступают как вполне позитивные. Неверно думать, будто одна лишь разрушает, а вторая созидает; будто то общество, которое в конечном счете установилось, есть результат их вычитания (на самом деле оно скорее есть результат их сложения). Это недоразумение возникло, вероятно, оттого, что само понятие единства неоднозначно.

Единством мы называем согласие и взаимосвязь общественных элементов в противоположность их расхождению, разделению, дисгармонии. Однако в то же время единством у нас называется и общий синтез, вся совокупность личностей, энергий и форм, составляющих группу, в которой есть как единство в узком смысле слова, так и разделение. Так вот, когда мы ощущаем некоторую группу как «единство», мы, не сознавая того, сводим ее понятие к понятию одной из ее функциональных составных частей, к единству в специфическом смысле, забывая о втором, более широком значении этого слова.

Неточности словоупотребления способствует, с другой стороны, такая же двусмысленность понятия «раздвоения» или оппозиции. Поскольку противостояние между отдельными элементами воздействует на эти элементы отрицательно и разрушительно, мы ничтоже сумняшеся заключаем, что оно так же должно воздействовать и на целое.

Однако на деле отношение между индивидами, которое при определенных условиях, будучи рассмотрено изолированно, представляется чем-то негативным и вредным для этих индивидов, во всей совокупности отношений оказывается полезным и позитивным. Простейший пример – конкуренция индивидов внутри хозяйственного единства. Вместе с другими, не затронутыми конфликтом взаимодействиями, она оказывается необходимой составной частью общего единства, вносимое ею раздвоение, негатив, за вычетом вреда, нанесенного, быть может, частным взаимоотношениям конкурентов, играет исключительно позитивную роль.