Теория большого взрыва
Шрифт:
– Не замёрзни, когда будешь мне махать. Там похолодало под вечер.
– Ринка, с каких пор ты стала такая заботливая?
– Старею, - засмеялась Рина, - скоро научусь печь пирожки, консервировать огурцы и вязать шерстяные носки.
– Вот беда: я всё из этого уже умею. По твоей классификации, я глубокая старуха.
– Нет, тебя это не касается. Ты совсем другая. И всегда другой была. Даром что мы внешне так похожи.
– Это плохо?
– Что ты другая? Нет. Я бы хотела быть такой...
– Скучной?
– Ангелина понимала, как неуместен этот разговор, но почему-то
– Ты не скучная, - Регина отвечала серьёзно, без капли раздражения или иронии.
– Но в тебе всё так органично смешано: и лёгкая сумасшедшинка, и драйв, и смех, и слёзы, и ветреность, и верность… - Она помолчала.
– Я не такая. У меня сплошные перекосы, перегибы и прочие пере… Если бы я была мужчиной, я бы женилась только на тебе. Ну, или на такой, как ты. Это гарантия нескучной и счастливой жизни. Всё в меру и при этом пикантно. Высший пилотаж. Я так не умею.
– Ты классная, Рин, - покачала головой Ангелина.
– Я?
– вновь пришла в безоблачное расположение духа Рина.
– Я классная, это точно. А ты — хай класс. Разницу чувствуешь?
– Да ну тебя, Рин! Придумаешь же!
– рассмеялась Ангелина.
– Дай я на тебя ещё раз посмотрю перед дорогой.
– На, полюбуйся, - покрутилась на месте подруга.
– Что? Хороша я?
– Бесспорно.
– А вот это весьма и весьма кстати. Ну, поехала я. Давай сядем на дорожку, - она изящно примостилась на чемодане и приняла красивую позу.
– А как ты до аэропорта доберёшься?
– вспомнила Ангелина.
– Вовремя я, да?
– Ага, - Рина снова была весела и беспечна.
– Я такси ещё с утра заказала, не волнуйся.
– Тогда хорошо. Не буду. Отдыхай там на полную катушку.
– За этим и еду. По-другому и не получится, - Рина улыбнулась вскользь, словно мысли её были уже далеко, но тут же встрепенулась подняла с дивана уставшую созерцать беготню хозяйки и её гостьи кошку и зарылась лицом в длинную белую шерсть. Животное недовольно покосилось на неё, но вырываться не стало.
– Я скоро вернусь, девочки. Не скучайте!
– Не будем, - пообещала за себя и кошку Ангелина.
– Вот и умницы. Всё, я побежала, сейчас уже такси приедет, - Рина поцеловала подругу в щёку, а кошку в мохнатый лоб, опустила на глаза солнцезащитные очки и подхватила за ручку чемодан. Тот тяжеловесно и послушно, как преданный английский бульдог, покатился за ней.
– Солнца уже нет, - Ангелину веселила привычка некоторых, в том числе и Рины, носить очки в любое время года, а так же дня и ночи.
– Зато красиво и стильно, - не согласилась та.
– Беги. С Богом!
– Ангелина обняла её, дождалась, пока лифт захлопнет за подругой двери, и побежала на террасу.
На улице было уже почти темно. Далеко на востоке, за высотками неотвратимо смешивался с ночной синевой закат, делая затихающий город романтичным и очень уютным. Ангелина перегнулась через перила и помахала Рине. Та послала ей воздушный поцелуй и села на заднее сиденье уже ожидавшего её такси. Водитель недолго посражался с увесистым чемоданом, но всё же засунул его в багажник. Ангелине показалось, что она слышит его тяжкие вздохи.
Наконец машина выкатилась
со двора и скрылась за поворотом. Оставшись одна, Ангелина села на диван и закинула руки за голову. Узкая полоска заката полностью погасла. Ангелине захотелось спуститься вниз и пойти гулять по городу. Но одной было страшновато, а компании не наблюдалось.– Тишина и благолепие, - негромко прошептала она.
– И никакого большого взрыва. И маленького тоже.
Глава двенадцатая. Белка
Вадим открыл калитку, вошёл в оградку и привычно похлопал ладонью по кресту, словно прикоснулся к плечу друга.
– Ну, здравствуйте, я пришёл.
Александр Иванович и его мама улыбались ему с общей фотографии и Вадим в очередной раз ощутил, как предательски сжимается горло при взгляде на эти счастливые беззаботные лица. Он кашлянул, положил к основанию креста тяжёлый букет бордовых роз. На могиле преподавателя он был в конце Великого поста, мусора за прошедшие недели прибавилось немного. Вадим быстро собрал его, стёр прихваченной в машине тряпкой пыль с бортиков цветника, вырвал несколько сорняков. Можно было уходить, но он не торопился.
Вадим не верил в то, что души ушедших людей обитают где-то поблизости от кладбища, и считал, что заупокойная служба в храме или даже простая, но горячая молитва в любом месте им гораздо нужнее, но всё же никогда не отделывался коротким пребыванием, обязательно находил время посидеть у могилки, как сидел когда-то на уютной маленькой кухоньке в Балашихе. Только тогда он чувствовал себя счастливым. А сейчас…
Вадим горько улыбнулся родным людям на фотографии и оглянулся на лёгкий звук, раздавшийся сбоку. По сосне, ловко цепляясь коготками за шершавый ствол, скользнула юркая маленькая белочка. Она перепрыгнула на оградку соседней могилы, стремительно пролетела по ней и оказалась в метре от Вадима, с интересом глядя на него блестящими глазками.
– Ну, здравствуй, белка, - сказал он и оглянулся к фотографии на кресте, - Александр Иванович, Олимпиада Вивиановна, к вам белочка в гости. Принимайте.
Вадим сунул руку в карман и достал заранее припасённые орешки. Несколько штук положил на бортик цветника. Белка смело соскочила с оградки и взяла в маленькие лапки один орех. Александр Иванович и его мама смотрели на Вадима и белочку и улыбались...
– Её зовут… звали Белла, но Алик называет её Белкой, Белочкой, - Олимпиада Вивиановна рассказывала негромко, и Вадиму всё время казалось, что ей трудно говорить, словно что-то перехватывает горло. Но женщина брала себя в руки и, недолго помолчав, продолжала.
– Милая девочка, очень добрая, нежная, несовременная. Они с Аликом познакомились в Светловской библиотеке. Он туда приехал за какой-то книгой, а она подбирала литературу для диплома: Беллочка заканчивала институт, собиралась быть переводчиком.
Меня поначалу немного встревожила разница в возрасте. Всё же почти двенадцать лет… До этого девушки, с которыми общался Алик, были ровесницами ему, а одна даже немного постарше. Но потом я вспомнила, что именно такой была разница у Пушкина с Натальей Николаевной и успокоилась.