Теория заговора

— Нет, не хочу. Я спать хочу.

Правда, хотел. Внутри разливалась опустошённость и лёгкая грусть. Зоя, взялась за мой подбородок и чуть повернула мою голову сначала влево, а потом вправо.

— Пойдём. У меня соседка сегодня не придёт ночевать, так что можешь погостить у меня. Пойдём, говорю тебе. Вставай, а то сейчас набегут разные докторши и Славики со своими тупыми подружками.

— Ну, надо же, какая осведомлённость, — усмехнулся я. — Ты что, следила за мной?

— Как смешно.

— Действительно смешно, — согласился я.

— У меня, — заговорщицки прошептала Зоя, — коньячок есть. Молдавский.

— Ну, коньяком-то меня не заманишь.

— Ещё есть котлеты и могу пожарить картошечку. И грибочки к картошечке имеются, солёные.

В общем, она меня уговорила. Мы поели, выпили коньяку и замолчали, думая каждый о своём. Два, блин, одиночества. Зоя включила соседский магнитофон и забралась на кровать, подобрав ноги.

Ленточка моя финишная

всё пройдёт и ты примешь меня

Примешь ты меня нынешнего

Нам не жить друг без друга…

— Грустно, Гриш, правда?

— Грустить нельзя, — сказал я.

— Почему это?

— Уныние — грех.

— О, ну надо же! Ты ещё и монах наверно. Не знала, что ты верующий.

— Никогда верующего не видела? — усмехнулся я.

— Да ну тебя… или… — она заинтересовалась и заглянула мне в глаза. — Или ты правда…

Живые глаза и приоткрытые губы и… Она заметила, что я рассматриваю её, замерла, стала вдруг необычайно серьёзной, будто, наконец, добралась до дела всей своей жизни, а потом порывисто прильнула ко мне и горячо поцеловала.

И мне вдруг стало жалко эту глупую и неплохую в принципе девчонку, тыкающуюся в меня, как слепой котёнок во вселенную, огромную, тёмную, неизведанную и страшную. Я прижал Зойку к себе, запустил пальцы в её гриву, и поцеловал в ответ. Она задрожала, откинула голову, подставляя шею и ключицы и красивые покатые плечи, а потом и тугие юные груди, трепетные и вздымающиеся не то от страха, не то от дикого животного восторга.

Впрочем, Зойка оказалась совсем не слепым котёнком. Она быстро превратилась в жрицу ночи и знатока земных радостей, дающего их мне и требующего для себя. До самбо у нас дело не дошло, но назвать её безынициативной у меня не повернулся бы язык.

Впрочем, на утро он и так не поворачивался от её требовательных поцелуев, длившихся всю ночь. Вот ведь молодость. Творит чудеса. Я думал, что после той мясорубки, в которой прокрутился вчера, неделю не смогу шевелиться. Но нет, задорная и неутомимая выдумщица Зойка меня от этого дела вполне излечила.

Только вот от горького осадка и от лёгкой грусти излечить она меня не смогла. Сегодня она напишет в отчёте, что объект склонил её к близости и теперь она сможет контролировать его ещё эффективнее, чем раньше. Да только она никогда не узнает, что всю ночь, сжимая её в объятиях, объект представлял совсем другую девушку. Ту, которая в эти объятия никогда не попадёт. Уж он этого точно не допустит.

Проснувшись поутру, я выскользнул из комнаты Зои, умылся, принял душ и поехал на встречу к Прокофьеву и Львову. Мы прошлись по лесу и обсудили вчерашнее и завтрашнее. Мне передали документы на машину. Теперь она принадлежала моему деду, а ездил я по доверенности, оформленной должным образом у нотариуса.

Я получил удостоверение и немного деньжат.

— Это из кассы взаимопомощи, — сказал Лёня. — Когда разбогатеешь, вернёшь. А пока пользуйся смело. Зарплата, всё равно ещё нескоро.

А потом я позвонил Весёлкину на московский номер, и он назначил мне встречу.

— Очень хорошо, что ты мне позвонил, — сказал он. — Пора уже заняться серьёзным делом. Подъезжай.

Он назвал место и время, где и когда будет меня ждать. Я вернулся в общагу, сел за руль своего форсированного конька и двинулся в сторону Белорусского вокзала. Общее понимание того, что следует делать в ближайшее время, начало прорисовываться. Я ехал и размышлял о будущем, но мысли предательски соскальзывали с интересов общества на ночные приключения и на то, о чём я запретил себе думать.

Всё-таки, химия химией, но большое преимущество немолодого человека заключается не только в опыте, но и в умении говорить самому себе нет. Потому что выглядеть в семьдесят лет дураком стыдно, в первую очередь, перед самим собой.

Начав перестраиваться в правый ряд, я глянул в зеркало заднего вида и увидел приближающуюся жёлтую «Волгу» со включённым маячком. Интересно, неужели за мной, успел подумать я, как машины слева и справа выстроились так, что я оказался в плотном кольце.

Завыла сирена и в голову колонны встала ещё одна милицейская «Волга». Другие машины расступались, а наш кортеж набирал скорость и уносил меня в очередной раз в неизвестность. каждый раз ставки поднимались всё выше и выше. Ну, что же, я не возражал. В конце концов, раз уж я здесь, будем играть по-крупному…

22. Меж двух огней

Наш небольшой кортеж проскочил мимо Белорусского вокзала, свернул на Большую Грузинскую улицу, вытянулся в ниточку, промчал мимо Зоопарка, распугав зверей своими резкими вскриками и, повернув на Баррикадную, уткнулся в железные ворота отдела милиции.

Ворота распахнулись, забегали стрельцы и прочий служивый люд. Мы въехали внутрь и остановились, заняв весь внутренний двор. Все с удивлением уставились на бежевый «Москвич» и его молодого водителя. Я вышел и покрутил головой, выглядывая, откуда ко мне бросятся заплечных дел мастера.

Но никто не торопился. Наконец, молодой сержант подбежал, приложил руку к козырьку и пригласил пройти внутрь. Мы прошли через заднюю дверь, поднялись по лестнице и оказались в Ленинской комнате.

— Подождите здесь, — кивнул сержант и вышел.

Я подошёл к стендам и начал изучать, грамоты и кубки, заработанные коллективом местных милиционеров. Тут же были распоряжения, приказы и всякая такая ерунда.

Дверь приоткрылась и на пороге остановился старлей. Он смотрел назад, разговаривая с человеком, стоящим в коридоре.

— Я тебе говорю, — донеслось из коридора, — вот такая, огроменная звездень, и от неё прям, как вспышки такие.

— Я таких свидетелей, — угрюмо ответил старлей, — каждый день вижу. Засосут пузырь, а потом и звездень и… всё остальное видят.

— Да харэ, Макс. Он вообще не пьёт. В принципе, понимаешь? Да ладно дядька, там же полгорода это видело.

— А что за город? Напомни.

— Да, ёлки, ты чем слушал, вообще! Петрозаводск. Это дядька мой родной. Он вообще не пьющий. Он своими, говорит, глазами видел. Звездень эта повисла над городом, а потом улетела в сторону Онежского озера. НЛО, короче.