Теперь с тобою вместе я

Языком уже овладела вполне на приличном уровне, заодно и английский подтянула, а самое главное, я поступила в университет и через месяц начну уже обучение…

— Верка, как здорово, а парень у тебя есть?

Девушка неожиданно покраснела.

— Есть, есть, по твоей рожице вижу и, наверное, ты уже с ним спишь вовсю, там же с этим делом просто…

Хотя, у нас тоже, а может и ещё проще.

И понизив голос:

— Верунчик, если бы ты только знала, сколько наших хороших знакомых девушек уехало в Европу и стали там проститутками.

Говорят, и в ваш Израиль тоже уезжают, жуть…

— Светочка, ты закидала меня вопросами, но я ничего об этом не знаю.

Конечно, слышала, что в Израиле существуют, так называемые, массажные кабинеты, но я, честное слово, далека от этого.

— Ты, мне так и не ответила, парень у тебя есть и какие у вас с ним отношения?

Вера улыбнулась.

— Света, ты меня удивляешь, раньше ты не была такой любопытной.

— Ну, и не надо, подруга называется.

Вера склонилась поближе к уху Светы.

— Светик, есть и какой замечательный — местный парень, он офицер полиции, ловит наркоманов, а точнее мафию, которая доставляет в страну и распространяет наркотики.

— Верка, это хорошо, но меня больше интересует — он красивый, высокий, сексапильный и вы с ним уже пересекли период ухаживания и живёте взрослой жизнью?

Видишь, как я культурно у тебя спрашиваю, учитывая твою колхозную забитость, ты ведь, на сколько я знаю, в Израиль уехала не целованная.

Вера быстро зашептала:

— Светик, я уже не только целованная, а точнее, обцелованная во все места, какие ты только можешь представить, но уже через полтора месяца мы стали с ним любовниками, и то, так много времени прошло после нашего знакомства до этого события, потому что он был ранен во время серьёзной полицейской операции…

— Верчик, и, что, его сильно ранили?

— Нет, в этот раз не очень, но у него на руке есть шрам даже от пули автомата.

— Ух, ты, так он у тебя герой.

— Светочка, он очень хороший, красивый и, главное, любит меня.

У него есть своя четырёхкомнатная квартира в центре страны, и я приезжаю в неё на выходные дни полноценной хозяйкой…

— Ого, так он у тебя богатенький.

— Светик, я не знаю, наверное, не бедненький, у нас ведь другие ориентиры.

— Ну, куда там нам, вон, как заговорила… у нас… давно ли вместе с нами щи ложкой хлебала, а уже… у нааас…

— Свет, чего ты злишься, я ведь уже, действительно, израильтянка.

— Ну, ладно, израильтянка, мне надо работать, а то, расселась тут с тобой.

Света поднялась на ноги, на лице не было и тени от прежней доброжелательности.

— Вот, что я тебе скажу — повезло смыться, так не выпендривайся, тем более, перед старыми подружками.

Тут к нам бывает заходят шикарные иностранцы, подвернётся подходящий, зевать не буду, свой шанс не упущу и поеду ни в какой-то задрипанный Израиль, а куда-нибудь в Германию, а то и в Штаты.

По возвращении домой, после встречи с подружкой, на память к Вере вдруг неожиданно пришли слова песни Олега Фрейдмана:

Как не замёрзнуть от стылых сердец,

Не утонуть в море глаз равнодушных,

Не задохнуться под пылью двудушных,

И не разрушить семейный дворец…

Как сохранить и умножить друзей,

Не замараться в завистников желчи,

Смело стремиться к успехам навстречу,

Не ослабеть от крутых виражей…

Как встретить старость без боли потерь,

Не становиться обузою детям…

Кто на вопросы мне эти ответит… —

Раньше не знал и не знаю теперь.

Глава 23

Вечером накануне отъезда Веры в Израиль, папа тщательно паковал её сумку.

— Доченька, у тебя совсем мало вещей.

Ведь тебе можно провозить до двадцати пяти килограмм веса, а тут и десяти не наберётся.

— Пап, ты ошибаешься, мне можно провозить двадцать килограмм плюс пять в ручной клади, а откуда в моих сумках будет много веса, когда я вам везла столько продуктов…

— Вот-вот, и я об этом.

Смотри, мама тебе приготовила варенье, грибы, сало, перчик фаршированный собственного приготовления, ещё какие-то закатки.

Я тебе поставлю сюда пластиковое пятилитровое ведёрко свежей клюквочки, она же ягода крепенькая, легко доедет…

Сонливость и равнодушие к происходящему мигом слетело с Веры.

— Папа, вы, что с ума сошли, кто это здесь на таможне пропустит, а там впустит?

Зачем мне эти проблемы?

Может за эту клюкву мне ещё долларами приплатить, чтобы пропустили?

В разговор тут же встряла мама:

— Верка, ты опять начинаешь свои фокусы! Люба сказала, чтобы ты везла всё, что я тебе передаю, она так соскучилась по моим домашним закаткам и варенью, что дождаться не может, когда ты их уже привезёшь.

— Мамочка, она у нас такая умная, вот пусть едет и набирает хоть вагон, а я не повезу такое количество запрещённого для вывоза из Беларуси и ввоза в Израиль продукта.

— Верунь, я ничего не понимаю, ты ведь везла нам продукты…

— Папочка, я в Минске работнику таможни дала взятку двадцать долларов.

— Так, что тебе мешает и сейчас дать такую взятку? Ведь Люба ждёт гостинцев, подумаешь, что для тебя двадцать долларов, вон, дорогую картинку купила своему воздыхателю и не пожалела денег, а для сестры…

— Мама, мне для сестры денег не жалко, я ей могла бы дать не двадцать, а пятьдесят и больше долларов, только не суйте мне в сумку пять кило сала, я со стыда умру, если их у меня обнаружат в Израиле.