Теперь с тобою вместе я

Обещать понапрасну, беречь и лелеять…

Неземною любовью надышимся всласть,

Расцветая в друг друге на счастья аллеях.

Девушка так увлеклась начатым стихотворением, что отказалась от самолётной еды, взяв у стюардессы только чашечку кофе.

До самого приземления, Вера продолжала читать и перечитывать своё новое творение, что-то в нём подправляя, заменяя слова и иногда даже целые строчки, но окончательным результатом осталась довольна.

Жаль, Галю нельзя прочитать, не поймёт, а интересно, как к этому её увлечению отнесётся Наташа?

Нет, пока показывать ей не будет, пусть эти первые стихи отлежатся и новые появятся, чтобы не стыдно было перед читателем, а Наташка, если рубанёт, то с плеча, а не хочется показаться смешной неумехой, а главное, страшило разочарование, потому что стихи стали для неё приятной отдушиной.

Вера даже не заметила, как прошла израильскую таможню.

Отметив въездную визу, она, как шла с коляской по зелёной дорожке, так и выкатилась в зал ожидания, где к ней на шею, как и обещала, кинулась с радостным криком подруга.

— Верка, какая ты бледненькая, заморили тебя там, в твоей Беларуси, послезавтра уезжаем отдыхать в Тверию, я уже путёвочки нам застолбила.

Не в пример Вере, подруга выглядела великолепно — на загорелом лице горели синим пламенем широко распахнутые глаза, маленькая грудь без бюстгальтера, райскими яблочками с бугорками изюминок-сосков аппетитно топорщилась из-под майки.

На ней были короткие шортики, выгодно подчёркивающие длинные стройные загорелые ноги.

— Наташка, выглядишь супер, я тоже хочу на море, на солнце и загореть до черноты эфиопки, а то, на твоём фоне кажусь бледной поганкой.

— Усекла, так, куда мы едем с твоим шмотьём, чтобы я знала, какую строить на ближайшее будущее программу?

— Наташенька, я вдруг решила поменять все предыдущие планы — едем на квартиру к Галю, принимаю душ, переодеваюсь, хватаю купальник и торбу с передачей от родителей для моей сестры, закидываем ей и дуем на море, прямо там в Ашдоде.

— Принимается, но вношу коррективы — сначала море, потом обед в кафе у Зураба, надо воспользоваться оказией, повидаться с нашим добрым хозяином и девочками, а уже потом к твоей сестре. Идёт?

— Ещё, как идёт, я по сестричке что-то не очень пока соскучилась!

Наташка, порадуй душу, а, что ты слышала о Гале, где он сейчас и, когда будет дома?

— У моего медведя разве толком что-нибудь вытянешь?

Но знаю, что твой красавчик скоро должен нарисоваться, ему известно о дате твоего прибытия в Израиль, при первой же возможности явится, можешь не сомневаться.

— Наташка, а вдруг мы будем в Тверии, а он вернётся?

— Ну, чего ты округлила свои зэлики, Тверия, что конец света, два часа и они у нас, Оферчик в курсе всех моих перемещений, становиться ревнивым мужиком, кричит, что жизни больше без меня не мыслит.

Девушка от хохота чуть не выпустила руль из рук.

— Смешной, любит, такую дурёху, как я.

Вера увидела на лице подруги лёгкую краску смущения — нет, не такая она уже и грубая, просто когда-то Наташа надела на себя эту маску и привыкла к ней, а на самом деле это обычная нежная и ранимая девушка.

Квартира Галя встретила их не жилым затхлым воздухом.

Вера по-хозяйски раскрыла настежь окна, скинула с себя пропахшие дорогой и самолётом вещи и, быстро приняв душ, накинула шортики с топиком, только не в пример Наташе, надела бюстгальтер, с её пышной грудью никак нельзя было допустить себе роскошь, дозволенную подругой.

Если у Наташи были аккуратные маленькие яблочки, то у неё груди смахивали на два больших апельсина.

Вера для себя отметила, что, как только очутилась в Израиле у неё сразу же изменилось настроение и даже ритм сердца, ей стало на диво хорошо, спокойно и появился интерес к активной жизни.

Ухватив тяжёлую передачу для сестры, в сопровождении подруги, выскочила из дому.

В квартире Галя она сразу для себя отметила, что на её полках в шкафу остался полный порядок, тот, что она навела перед отъездом.

Картинку с берёзками положила на всякий случай на кровать со стороны любимого парня и повернула ключ в замке, закрывая по-хозяйски входную дверь.

Наташа остановилась возле своей машины, с интересом рассматривая шкатулку, привезённую Верой ей в подарок.

— Наташка, что ерунду тебе подарила?

Я ведь не знала, что тебе хочется заполучить, решила, что в эту шкатулку ты сможешь складывать свои золотые украшения.

— Верка, какие ты глупости говоришь, признаюсь тебе честно, мне никогда друзья не делали подарков и мне кажется, что кроме тебя у меня никогда не было настоящих друзей.

И, она, чтобы скрыть набегающие слёзы, крепко прижала к себе подругу.

Они постояли несколько секунд вдыхая тепло друг друга, наконец, Вера отстранилась.

— Наташок, я не знала, что купить в подарок Оферу и решила, что этот медвежонок Вини Пух, будет для него само то, послушай, он даже что-то говорит.

И они услышали при нажатии на живот игрушки:

— Куда идём мы с Пяточком большой, большой секрет и не расскажем мы о нём, о нет, о, нет, о, нет…

Наташа захлопала в ладоши.

— Точно, этот симпатичный медвежонок даже похож на моего Оферчика, мне кажется, что теперь, Вини Пух будет и моя любимая игрушка.

Конец сентября в Израиле ещё вовсю летний период.

Море их встретило жарким солнцем, лёгкой волной, ласкающим бризом и благодатной тёплой водичкой.

Взрослые девушки резвились на волнах словно подростки — плавая на перегонки, топя друг друга и ныряя за ракушками.

После долгого купания, подруги вышли на берег и упали в горячий песок.

— Наташка, как я замёрзла в своей родной Беларуси и не столько телом, сколько душой.

— И, что, там не было ничего интересного?

Вера со всеми подробностями рассказала подруге о произошедшем с ней — о знакомстве с блестящим парнем, о посещении с ним кафе, о его домоганиях, о том, как отшила Виктора Александровича и о чуть не случившейся драме в милицейской машине с мнимыми спасителями, как говорится — попала из огня да в полымя.

Вера без утаек поведала подруге про постоянную конфронтацию с родителями, о Петьке, Свете и об общем впечатлении от бывшей Родины.