Тепла хватит на всех 2
Шрифт:
Вася промолчал. А я взял кусок брезента, которым укрывался трийан на позиции. Сдёрнул его с обездвиженного, но всё ещё дышащего тела. Потом обмотал его вокруг пояса и снял маскировку.
Я превратил часть своей ладони в клинок. Посмотрел в жёлтые глаза трийану. Увидел, что в них застыл ужас и страдание.
— Мир тебе, — сказал я на трийанском. После чего вонзил лезвие ему через глазницу в мозг, отпуская несчастного в вечность.
Для того, чтобы обойти всех парализованных мной трийан, понадобилось ещё минут сорок. Я нёс с собой смерть и скорбь — но не страдание.
И лишь оборвав мучения последнего врага, я начал освобождать измученных
Знаки
Знаки
«Вася, а сколько на Нарайе жило людей и трийан до начала конфликта?» — спросил я, разглядывая буйную растительность, которая росла стеной по берегам Изумрудной реки.
«Людей около полутора миллиардов, согласно последней переписи, которая проводилась два года назад, — ответил напарник. — Трийан чуть меньше, около миллиарда».
То, что Нарайя населена куда менее плотно, чем Земля, стало очевидно, когда мы миновали пустыню и начали двигаться по «зелёной» территории. Тут было мало дорог, ещё меньше — населённых пунктов, хотя местность была вполне благоприятной для расселения.
«Странное дело, да? — спросил я. — Получается, у них демографический бум даже не начинался. Несмотря на отсутствие войн».
«Возможно, благодаря этому отсутствию и не начинался, — ответил Вася. — Эти вопросы плохо изучены. Демография. Социология. Особенно в таком сложном, двусоставном обществе. Тут нужен особенный математический аппарат, солидная эмпирическая база и много чего ещё».
«Странно, что я раньше об этом не задумывался…» — мысленно произнёс я.
«Ничего странного. Тут всё для тебя было новым, — ответил Вася. — Впрочем, как и для меня».
«Есть оценки потерь с начала конфликта?» — всё-таки решился спросить я.
«Очень приблизительные. На основании данных о хозяйственной деятельности, довоенной плотности населения и наблюдаемой мобильности, — ответил Вася. — От десяти до ста пятидесяти миллионов людей. И около ста пятидесяти тысяч трийан».
Я прикрыл глаза. За моей спиной слышался детский смех. Лаймиэ устроила что-то вроде импровизированной школы для спасённых детишек. Благодаря её усилиям, их жизнь вошла в упорядоченное русло здесь, на борту: утром лекции и занятия, обед по расписанию, потом время для игр, которые она же организовывала и следила за соблюдением правил.
Конечно, я наблюдал за ней с восхищением. В этой ситуации её внутренняя сила проявилась в полной мере. Когда я привёл в лагерь несколько десятков измождённых детишек, на лице суровых мужчин, которые прошли через заключение и многие другие испытания, была растерянность, граничащая с паникой. И лишь Лаймиэ смогла сразу взять ситуацию в свои руки. Организовала мойку, осмотр, проверку здоровья, питание. Придумала сделать детям одинаковые накидки из той же материи, которой пользовался я сам для защиты от солнца.
Потом она рассказала детишкам обо мне. О том, какой я надёжный защитник, и что им ничего больше не следует бояться. А нужно думать только о том, как добраться до остальных людей, становиться сильными, чтобы принять участие в нашей общей борьбе за выживание.
После первоначального периода адаптации, разумеется, было много слёз. Воспоминаний о родителях. Лаймиэ умудрилась сделать так, что детишки постарше заботились и успокаивали малышей, не думая о собственных проблемах.
Пока мы передвигались на грузовиках через полузаброшенные и раскисшие от дождей грунтовки в джунглях, было
особенно тяжело. В дороге занятия не организуешь, в игры не поиграешь. Детишки тосковали. Тогда Лаймиэ начала рассказывать истории. Множество причудливых сказок. Некоторыми из которых я сам заслушивался. Я даже хотел спросить, откуда у неё такие познания — но всё не выпадало подходящего момента. Она стала коллективной мамой для нескольких десятков малышей, и я не имел права лишать их даже минуты её внимания.Со своей стороны, я старался предугадать все потребности Лаймиэ и сделать так, чтобы ей не приходилось отвлекаться на мелочи.
На второй день в джунглях очередной раскисший просёлок упёрся в заброшенную пристань, возле которой была пришвартована самоходная баржа. После проверки выяснилось, что судно было исправным. Больше того — на борту имелось достаточно горючего, чтобы подняться по реке как минимум до покинутого поместья, а то и выше. Конечно же, мы не могли не воспользоваться такой возможностью.
Пока грузились и заводили на палубу по наспех оборудованным пандусам грузовики, я и Трумбэл обследовали пристань. Было бы совсем нелишним понять причину ухода персонала, потому что никаких следов столкновений мы не обнаружили. Складывалось впечатление, что персонал в какой-то момент просто собрался и ушёл в лес, бросив всё хозяйство, включая вполне исправную баржу.
Пристань представляла собой небольшой пирс, сделанный из какого-то особо прочного вида местной древесины, которая выцвела и посерела от времени. Примечательно, что на досках, несмотря на постоянный контакт с водой и влажную атмосферу, не было ни малейшего следа гниения. Или очень эффективная пропитка, или же особенное дерево… выяснять такие мелочи не было времени. Хотя в далёком будущем, когда будет налажено надёжное сообщение с Землёй, такие знания вовсе не будут лишними.
Для начала мы попытались определить — кого среди персонала было больше, людей или трийан. Однако и это нам сделать не удалось: предметы обихода и оборудование в основном были универсальными. Следы быта тоже принадлежали обоим видам.
— Чудно оно как-то… — озадаченно бормотал Трумбэл, почёсывая свой сильно заросший подбородок, — будто они заодно собрались, да и вальнули до лесу.
— Может, совпадение? — предположил я. — Их эвакуировали по какой-то другой причине, не из-за войны. А уже потом всё началось?
— Хех! — хмыкнул предводитель бывших заключённых. — Если б оно так просто было. Когда ксиллак трижды пролетает над твоей головой в одну ночь — это не случайность, а сигнал, что ты стоишь на кладке из драгоценных кристаллов.
Я хмыкнул, роясь в наведённой памяти в поисках информации о том, что такое ксиллак. Впрочем, долго искать не пришлось: ксиллак — это вид энакай, обитающий исключительно в горах. Эта летучая тварь имеет две привычки: добивать ослабевших в горах путников, чтобы потом полакомиться самыми вкусными, с её точки зрения, частями тела и собирать драгоценные кристаллы в своём гнезде.
— А если четырежды — тебе пора проверить свои яйца… — добавил Трумбэл, вздохнув.
— Да уж, не лишняя предосторожность, — улыбнулся я.
— Я вот чего думаю, — продолжал он. — Тут места-то больно глухие. До городов далече. Так, может, местные-то как-то разрулили промеж собой, а? Разошлись миром, каждый к своим?
«Знаешь, а вполне рабочая гипотеза, — вставил Вася. — Когда контроль далеко — можно решать дела по-своему».
— Может, и так, — сказал я. — Только вот ничего хорошего из этого не следует.