Теплица (сборник)
Шрифт:
Он до боли сжал кулак - это часто помогало удерживать эмоции внутри себя, как в сосуде. Его бесцельно блуждавший взгляд упал на стену: Гойя, «Сатурн, пожирающий своих детей». Боже, как мерзко. Рядом - Тернер, «Дождь, пар и скорость»: растворение - оно же разложение - тоже невыносимо. Одна из электрических скульптур тосковала на полке, покрываясь десятым слоем пыли, - поломанная, позабытая. Собственные потуги Буша к самовыражению выглядели еще плачевнее: оконченные и неоконченные холсты, наброски, зарисовки, проволочные каркасы и группажи - из последних. Болото, стагнация, и выхода нет.
Буш бросился на гору
Придя в сознание, он обнаружил, что полулежит в зубоврачебном кресле. Отец сидел тут же, рядом, рассеянно потягивая виски.
– Как я сюда попал?
– …Ну, как ты - молодцом?
– Так как я сюда попал?
– Ты все бродил, бродил, потом, кажется, вышел… Надеюсь, виски тут ни при чем.
Буш поленился отвечать белибердой на ерунду. Отец никогда не понимал его. Но в конце концов пришлось-таки собраться с поверхностными мыслями.
– Как же ты живешь все это время, отец? Я хотел сказать, кто ведет твое хозяйство?
– Миссис Эннивэйл, соседка. Она - прелесть.
– Что-то такой не припомню.
– А она въехала только в прошлом году. Вдова - мужа убили в революцию.
– Вот так приехали. Что еще за революция такая?
Отец подавленно стрельнул взглядом назад, по сторонам и в окно (на заброшенный сад, голый и безлистный, где изливались потоками лучи холодного апрельского солнца). Не приметив и там шпионов, отец несмело начал:
– Страна разорилась катастрофически. Все ваши Странствия Духа - это ж какие расходы. Соломонова сокровищница, а доходов - никаких. Число безработных давно переросло миллион. Армия перешла на их сторону, и вместе они хорошенько дали правительству коллективным коленом под зад. Ох, что тут творилось полгода назад - Содом и Гоморра. Твое счастье, что ты был там, а не здесь.
Бушу припомнилось «Амниотическое Яйцо», процветавшее как никогда.
– Но ведь новое правительство не запретит Странствия?
– Куда ему! Теперь все прочно сидят на этой удочке, словно наживка на крючке. Ведь это - как виски или травка – г-: само держит. Ну да тебе ли объяснять… Теперь у власти - военные, но, говорят, Уинлоков Институт здорово ими помыкает. Говорят, говорят, а мне-то что? Пришли тут раз, хватили кулаком по столу - приказ, мол: ступай в казармы ковыряться в гнилушках этих бутылей в хаки. Ну я и скажи: надо вашим солдатам - сами придут, коли ноги носят; а мне, говорю, уж восьмой десяток и потому начихать на вашу карманную артиллерию. Больше и носу не казали.
– А что с вишнями у дороги?
– Это все прошлая зима. Холодина жуткий. Данте и тот своих грешников так не морозил. Вот и пришлось пустить деревья на дрова - а что оставалось? Миссис Эннивэйл жила тут со мною - у нее совсем нечем было топить. Из чистого альтруизма и сострадания - ты ничего такого не подумай, Тед. В моем возрасте бутылка заменяет и секс, и многое другое. К тому же памятью твоей матери я дорожу.
– Да, тебе ее очень недостает.
– Ну… Мы не замечаем многих вещей, пока они не станут частью далекого прошлого, и совершаем многое, осмысливая свои действия позже. Твоя мать, что ни говори, умела
причинить мне боль. Ты многого не знаешь!Когда Буш не ответил, отец продолжил свой монолог - так, будто вторая часть его естественным образом вытекала из первой:
– А однажды, когда вся эта заварушка была в самом разгаре, городом хлынули войска. От половины квартала остались только угли да головешки. Миссис Эннивэйл спряталась здесь, у меня. Двое солдат поймали молодую девушку тут же, на нашей улице. Никогда ее раньше не видел - тут столько народу сменилось за последний год, да и нам с ними друг до друга дела мало. Так вот, один из этих пустых касок сгреб девушку в охапку и уложил прямо вот здесь, у стены нашего дома, в нашем саду! Был чудесный летний день, и вишни тогда еще были целы. Но это чудовище, это животное! Она, конечно, сопротивлялась, бедняжка… Мы с миссис Эннивэйл все это наблюдали из окна.
Его глаза тускло мерцали - как будто кто-то раздул в их глубине угольки. Буш попытался представить, что могло произойти между ними, пока они наблюдали.
Итак, здесь, как и повсюду; - злоба и насилие, которые неотвязно преследуют его. Как связать это изнасилование с воспоминаниями отца о матери? Может, он вообразил все, пытаясь выплеснуть в этой истории свои вожделения, страхи и ненависть ко всему женскому? Бушу вовсе не хотелось вплетать в свой мозг новый клубок; но теперь почему-то с некоторым облегчением он узнал, что не его одного мать обделила любовью. Теперь он уже отбивался от назойливых звуков и голосов и жаждал поскорее окунуться в безмолвие далекого прошлого.
Он встал, чтобы наконец уйти; но отец тут же очнулся от дремоты.
– Люди - скоты, - сказал он.
– Просто грязные животные.
Когда-то существовал негласный запрет на все споры с отцом. Но для Буша он растворялся, как и многое, во времени, когда он бродил по гулким берегам доисторических морей. Не вспомнил он о нем и теперь.
– Никогда не слышал о животных-насильниках, отец. Это уж привилегия человека! Воспроизводство оставалось самым обычным делом наряду со сном и едой - пока это было делом животных. А человек обратил его в орудие любви - и ненависти.
Отец осушил стакан, грохнул им по столу и произнес со льдинкой в голосе:
– А ты ведь этого боишься, да? Секса, я имею в виду.
– Вовсе нет, и незачем переносить свои страхи на других. Но так вполне могло случиться - вспомни, как ты всякий раз трунил надо мною, будто над ребенком, стоило мне привести девушку в дом!
– А, старик Тед, так и будешь всю жизнь иметь на меня зуб. Точь-в-точь мать.
– Но ведь сам же боишься. Боишься? Нет? Почему же тогда у меня нет ни сестер, ни братьев?
– Вопрос не ко мне.
– Ха! Ну и троица же мы - все равны, как на подбор!
– Не троица, а пара - только ты да я. Теперь. А поэтому будь ко мне снисходителен.
– Нет, все-таки троица! Лишь нечто большее, чем смерть, может избавить от воспоминаний.
– Они - все, что у меня теперь осталось, сынок, - я не могу, как ты, возвращаться в прошлое, когда захочу… У меня тут наверху еще кое-что припрятано.
– Джеймс Буш встал и зашаркал вверх по темной лестнице. Буш поплелся за ним следом. Они оказались в маленькой гостиной, где изрядно попахивало сыростью.