Теплый шоколад на десерт

Выслушав пространную и горячую речь, Кэл подтвердил, что они с удовольствием заберут Фостер и обеспечат ее всем необходимым и подписал предложенные бумаги.

Лишь только захлопнулась дверь за ушедшей докторшей, он получил болезненный пинок в грудь от дочери:

– Как ты мог!

Говорящий взгляд Эмили, полный негодования и боли и ее последующее упорное молчание в ответ на все его шутки и попытки разговорить дочь. И брошенное ему в лицо обвинение:

– Джиллиан тебе больше не доверяет,- тяжелый вздох и почти неслышное,- ты сам все разрушил. Ты слишком долго испытывал ее терпение.

И неожиданное осознание, что дочь стала взрослой и неплохо разбирается в отношениях между ним Джиллиан, слишком хорошо знает своего отца и ее уже не получиться обмануть и успокоить, обняв и чмокнув в щеку, говоря дежурное «все будет в порядке».

Он покорно подчинялся коротким указаниям дочери, переставляя и передвигая мебель в палате Джиллиан.

Эмили удалось придать безликой больничной обстановке очень даже симпатичный жилой вид. Девушка где-то выпросила красивую настольную лампу и поставила ее на комод рядом с облюбованным Кэлом диванчиком. Появилась ваза с букетом желтых тюльпанов и белоснежных махровых нарциссов. Эм позаботилась о цветах, зная, как их любит Фостер, притащила две охапки из цветочного магазинчика по соседству с больничным корпусом, предварительно выпотрошив карманы отца.

Молча смотрел, как Эмили, поставив букеты в воду, сосредоточенно нахмурив брови, наклоняет голову то вправо, то влево, отступает на шаг назад и чуть ли не утыкается носом в соцветия, двигает туда-сюда вазу, вращает ее, перебирает стебли, расправляет лепестки, стараясь придать цветам видимый только ей порядок.

Закончив с цветами, она присела на краешек кровати, и не терпящим выражения тоном заявила, что остается в больнице и дождется, когда Джиллиан привезут в палату после операции, предложив Кэлу отправиться на работу и заняться своими важными делами.

Провести четыре часа, тупо глядя в потолок или меряя шагами комнату ожидания, теряя драгоценное время за которое он мог что-то узнать, было бы большой глупостью. Взяв слово с дочери, что она немедленно позвонит и предупредит, что операция близится к концу, Кэл с тяжелым сердцем оставил Эмили одну, возвращаясь в офис.

Чувство вины паразит, способный сожрать человека заживо. Поэтому как бы не было неприятно, стоит прекратить самобичевание и сосредоточиться на полезном деле.

Цветы. Ворвавшись в свой кабинет, Кэл уже хотел пройти в библиотеку, но привычно обвел взглядом помещение и, опешив замер с раскрытым ртом, держа в руках только что снятое пальто. Маленький кактус, подаренный ему Джиллиан на юбилей фирмы, стоящий на тумбочке позади рабочего стола, рядом с фото Изабель, зацвел. Невзрачная колючая шишка вся покрылась мелкими алыми цветочками, превратившись в пушистый пламенеющий шар.

Вручая это забавный и неожиданный подарок Фостер завуалировано объяснила, что кактус и Кэл очень похожи. Такие колючие и неприступные, выпустили шипы, охраняя свое личное пространство, рискни протянуть руку, коснись – больно поранишься. Рассмеялась, пообещав Кэлу уходя, если кактус зацветет – то он женится. Примета такая.

Зло фыркнул. Невесту он уже встретил. Вот и не верь приметам.

– Чертовщина какая-то,- пробормотал Кэл.

Цветы. Что-то в глубине подсознания не давало покоя. Перед тем как ее забрали в операционную, Джиллиан назвала имя Карина. Если он точно помнил она коллега Фостер и тоже психолог. Цветы – Карина. Эти два понятия были как-то связаны. И имели отношение к Фостер. И к предполагаемому убийце.

Бросив на стол папку с досье на Кэндалла, Кэл нарезал круги по кабинету, почему-то решив – прежде чем приняться за изучение документов он должен решить задачу.

Цветы – Карина – Джиллиан – убийца.

Яркий огонек цветущего кактуса не давал сосредоточиться, отвлекая внимание, повернувшись к нему спиной, Кэл подхватил с пола упавшее пальто, чуть не наступив на него, и сморщился: утром он переборщил с одеколоном, в нос шибанул сосновый запах, крепко въевшийся во влажное сукно.

От мертвой женщины исходил цветочный аромат. Пахло фиалками. Фиалки, фиалки??? Что же говорила или делала Джиллиан, упоминая эти цветы и имя Карина. Мысль зудела в подсознании, но Кэлу никак не удавалось ее сформулировать.

Запнувшись о коврик, Кэл злобно ругнулся, плюхнулся на диван и через секунду вытянулся на нем. Скрещивая руки за головой и таращась в потолок.

«лилия- чистота, гвоздика- желание, фиалки насилие» .

Кэл резко сел, воспоминание, словно вспышка взорвало мозг.

Он несся по коридору, резко притормозил и остановился около приоткрытый дверей кабинета Фостер, только хотел ворваться внутрь, как услышал тихий, успокаивающий голос Джиллиан

– Карина, возьми себя в руки. Если он тебе дарит фиалки, это ничего не значит. Ты же любишь эти цветы. Ах! Ты не говорила ему. Знаешь, что дорогая подруга не бери в голову. Если эта экзальтированная дама, что читала нам лекцию о женской сексуальности наговорила целый воз белиберды, думаю не стоит примеривать ее слова на себя. Ты сама прочитала Фрейда? Угу. Ну конечно. Лилии представляют чистоту, гвоздики – разумеется, плотское желание, а фиалки насилие. Подсознательное желание женщины быть изнасилованной. И думаешь что, постоянно подсовывая тебе под нос фиалки, он мечтает о насилии. Но Карина, милая, мне бы хотелось перефразировать уважаемого доктора Фрейда и сказать, что фиалки – всего лишь только фиалки. И если я люблю эти цветы, и ставлю их в вазу у себя на столе, абсолютно не имеет никакого отношения к моим сексуальным потребностям. Фиалки – это еще и нежность. Перестань. Хорошо. До встречи.

Кэл хмыкнул, Фостер от неожиданности, чуть не уронила телефонную трубку.

– Ты подслушивал мой разговор,- сердито прищурившись, она смотрела Кэлу в лицо.

– Только его финальную часть,- расплылся он в ухмылке, ввинчиваясь между дверью и косяком, вползая в кабинет Фостер.

– Предупреждаю твой вопрос. Это моя давняя приятельница и почему-то решила, что ее жених зациклен на насилии.

– Ты что-то упоминала о лекции?

– Мы пару недель назад ходили на семинар по психотерапии одного известного психоаналитика из Сан-Франциско. Она весьма любопытно трактовала теорию Фрейда о женской сексуальности. Но давай не будем это обсуждать. Наш ужин, надеюсь, не отменяется. Я ужасно проголодалась.

В ее глазах застыл немой вопрос, и Лайтману показалось, что она на мгновение затаила дыхание, словно боялась услышать его отказ и очередную отговорку.

– Ни за что я не упущу момент,- Кэл игриво обхватил Джилл за талию, чмокая ее в щеку. Теперь он был точно уверен – Фостер облегченно выдохнула.

– Прекрати,- она шутливо оттолкнула его от себя. Но он лишь покрепче ее обнял, пытаясь утащить за собой в коридор.

– Кэл, притормози,- она уперлась обеими ладонями ему в грудь,- я должна взять свою сумочку и припудрить носик перед уходом и надеть пальто.

Они расстались и, чтобы как-то убить время, Кэл вернулся в библиотеку.

Сдернул себя с дивана, и сунув руки в карманы, Лайтман прошелся по кабинету, останавливаясь около окна, глядя на вновь припустивший дождь, на темнеющее небо, на рваные сменяющие друг друга низкие облака. Мысленно отсчитал время назад, соображая, когда произошел этот разговор. Месяцев восемь назад. Он даже знал, почему врезался ему в память. Голос Джиллиан, как она говорила о фиалках и своих сексуальных предпочтениях. Он даже не поленился, нашел на книжной полке нужный том, полистал Фрейда, просмотрев ту статью.

Фостер зашла к нему, рассмеялась, заметив, как он поспешно захлопнул книгу и швырнул ее за спинку дивана.

– Ничего смешного не вижу,- проворчал он, вскакивая на ноги.

Тогда тоже шел дождь. Мелкий и теплый, его крохотные капельки оседали на волосы Джиллиан, и они блестели в свете фонарей, окрашиваясь в разные цвета в переливчатых всполохах рекламных огней.

В этот вечерний час кафе, где они иногда обедали вдвоем , было забитым под завязку, но их любимый столик – угловой около окна – по чистой случайности оказался свободным. Приглушенно, не отвлекая внимания на себя, а лишь создавая особую атмосферу, из динамиков лилась классическая джазовая мелодия.