Терапевтическая катастрофа. Мастера психотерапии рассказывают о самых провальных случаях в своей карьере

Один из главных мифов, окружающих нашу профессию, заключается в том, что если мы будем достаточно умны и находчивы, будем добросовестно учиться, прилежно работать, повышать квалификацию, ходить на супервизию и наберем много часов практики, то никогда не столкнемся с тупиковой ситуацией и всегда будем знать, что творится в душе клиента. Если у нас не получается что-то непосредственно на сессии, со временем мы сможем найти правильные ответы на все вопросы. Только реальная жизнь намного сложнее. Часто бывает так, что, сколько бы ни ломали голову, мы все равно понятия не имеем, что пошло не так и что мы сделали неправильно.

Когда мы поинтересовались у Сьюзан Джонсон, какие выводы она сделала из этого эпизода, она развела руками и ответила со свойственной ей обезоруживающей честностью: “Не знаю. Когда ты учишься на своих ошибках и выносишь из ситуации какой-то урок, всегда можно сказать себе: «Теперь я знаю, что нужно было сделать иначе». В моем случае я ума не приложу, что еще можно было попробовать с этой парой. Я как могла старалась достучаться до него и объяснить, что своим поведением от стреляет себе в ногу. Когда один из супругов не испытывает эмпатии к другому, я обычно пытаюсь работать через его стремления и потребности, апеллируя к его эгоистическим интересам и пытаясь донести, что своими действиями он вредит себе. В подавляющем большинстве случаев все получается, но этот мужчина…” — голос Сьюзан дрожал от разочарования и обиды. Она до сих пор часто думала об этом случае, пытаясь разобраться в хитросплетениях обстоятельств и понять, почему ее методика ее подвела; и сейчас, спустя много лет, ответ на этот вопрос по-прежнему оставался для нее загадкой.

“Честно говоря, я так и не поняла, зачем этот человек вообще пришел на терапию. Обычно, если у меня не получается установить эмоциональную связь с клиентом и подстроиться под него, я стараюсь примерить на себя его точку зрения и быть на его стороне. В тот раз, вопреки всем усилиям, мне не удалось выстроить с клиентом прочный альянс, и психотерапевтический процесс так и не сдвинулся с мертвой точки”, — сокрушалась Сьюзан Джонсон.

Похоже, подобный ответ ее не удовлетворял. Впрочем, это знакомая ситуация. Подавляющее большинство терапевтов не любят разбираться в своих провалах и делать работу над ошибками. Мы стремимся стыдливо замести наши терапевтические катастрофы под ковер и сделать вид, словно ничего не было. В лучшем случае мы обвиняем клиента, называя его невосприимчивым, немотивированным, сложным, неконструктивно настроенным или слишком запущенным. Немногим из нас, таким как Сьюзан Джонсон, хватает смелости честно признаться себе: мы ошиблись, но понятия не имеем, как и почему.

ПИЩА ДЛЯ РАЗМЫШЛЕНИЙ

Далее мы спросили Сьюзан, какой урок из этого случая могли бы извлечь наши читатели. Ее ответ был лаконичен: нельзя заниматься семейной терапией, когда один из партнеров ведет себя как абьюзер, не хочет или не может сдерживать свой негативный аффект. По мнению Сьюзан Джонсон, успех психотерапии возможен только в том случае, когда человек осознает, что у него есть проблема. Признание проблемы — первый шаг к ее решению.

“К сожалению, мой клиент так и не признал наличие проблемы. Пожалуй, для семейного терапевта нет ситуации хуже, чем когда отношения между партнерами принимают до того деструктивный характер, что специалисту приходится все время вмешиваться и спешно прерывать едва ли не каждое их взаимодействие. Как можно повлиять на процесс, если из соображений безопасности его приходится постоянно останавливать? Любому терапевту неприятно осознавать тот факт, что его возможности повлиять на ситуацию не безграничны. Иногда кажется, что стоит приложить чуть больше усилий, и в терапевтическом процессе наметится перелом. К сожалению, так бывает не всегда. Каждый из нас время от времени оказывается в ситуации, когда наши попытки помочь человеку не дают эффекта, и тогда лучшее, что можно сделать, — это отпустить ситуацию и не брать на себя ответственность за результат, который зависит от желания клиента не меньше, чем от стараний специалиста”, — рассуждала Сьюзан.

Действительно, Сьюзан Джонсон перепробовала с клиентом все, что могла, и даже больше. На одной из сессий она предложила ему рискнуть и открыться своей супруге, показать ей что-нибудь, кроме холодной враждебности и эмоционального насилия, которые давно стали визитной карточкой их брака. Сьюзан попыталась создать ситуацию, где мужчине нужно было в порядке эксперимента довериться своей жене хотя бы из интереса, чтобы увидеть ее реакцию. Ответ мужчины ее ошарашил. Это был первый раз за двадцать долгих лет ее карьеры, когда клиент отказался от упражнения, даже его не попробовав.

“То есть, — не унималась Сьюзан, — вам настолько сложно говорить с ней о своих чувствах? Странно, обычно вы не скупитесь на слова. Мне кажется, вам сейчас откровенно некомфортно. Почему бы вам не сказать своей жене, что вам некомфортно говорить с ней о своих нежных чувствах?”

По словам Сьюзан Джонсон, вплоть до той роковой сессии этот прием еще ни разу ее не подводил. Если клиент артачился и не хотел делать упражнение, она упрощала задачу и ставила достижимые цели. Обычно этого было вполне достаточно, чтобы побудить человека к действию и начать двигаться вперед, пусть и маленькими шажками. “Клиент откинулся на спинку кресла, посмотрел мне в глаза и снова повторил: нет. «Вы что, меня не расслышали? Я же только что сказал вам, что не собираюсь этого делать. Зачем десять раз предлагать мне одно и то же?» — издевательски произнес он. Ну, и что я могла на это ответить?” — вздохнула Сьюзан.

Разработанная Сьюзан Джонсон модель ЭФТ гласит, что если человек не может или не хочет менять свое поведение, психотерапевту следует сделать шаг назад и дать ему время на то, чтобы осознать тупиковость ситуации. В соответствии с ее теорией, если не давить на клиента и уважать его защитные механизмы, рано или поздно он созреет для того, чтобы сделать шаг вперед. Вот только мужчина из ее истории не собирался двигаться.

“Еще никто никогда так категорично не отказывался от столь безобидного вмешательства. Я была ужасно разочарована. Я привыкла к тому, что этот прием работает практически всегда. Мне хотелось закричать ему в лицо: «Что с тобой такое? Господи! Да ты не хочешь делать элементарные вещи». Это была далеко не первая ситуация, когда у клиента что-то не получалось. Разница в том, что обычно человек говорит: «Я не могу сделать то, что вы от меня хотите», — и тогда с этим «не могу» уже можно работать. К примеру, можно спросить: «Хорошо, в таком случае вы можете повернуться к своей жене и прямо сказать ей, что не готовы распахнуть перед ней свою душу сейчас и вряд ли когда-нибудь решитесь на это в будущем?» Это было бы уже что-то, за что можно зацепиться. По моему опыту, этот прием помогает людям сдвинуться с места в самых тупиковых ситуациях. А этот мужчина отказался даже попробовать. Видимо, он считал, что имеет полное моральное право топтаться в одной точке и бесконечно поливать грязью свою супругу, в чем я никак не могла его поддержать. Я не намеревалась позволять подобное поведение у себя в кабинете. У меня не было ни малейшего желания за этим наблюдать. Как я могла принять его точку зрения, если она заключалась в том, что его жена — ничтожество, которое можно ругать последними словами? Позволять такое поведение — все равно что потакать агрессору”, — вспоминала д-р Джонсон.

Из этой ситуации Сьюзан Джонсон вынесла один простой урок: терапевтическая катастрофа происходит не только, когда твоя модель не работает, но и тогда, когда у тебя нет на подхвате другой модели, к которой можно обратиться, если не работает первая. Иногда клиенту на самом деле нужно совсем не то, что пытается делать специалист, а что-то совсем другое. Беда в том, что, если терапевт зациклен на одной-единственной знакомой модели, он так и не сможет предложить альтернативу.

Глава 15 Прислушиваясь к голосу интуиции Пэт Лав

Пожалуй, первое, на что люди обращают внимание при знакомстве с Пэт Лав, — это ее голос, во властных, но в то же время игривых переливах которого отчетливо слышен легкий акцент, присущий обитателям Западной Виргинии, Техаса и других мест, в которых ей довелось жить. Пэт начинала свою карьеру с преподавания семейной и брачной психотерапии в Техасском университете А&М в Коммерсе, откуда впоследствии ушла и начала сотрудничать с рядом частных учебных заведений. Недавно Лав выпустила серию книг на тему работы с парами, включая Hot Monogamy (Горячая моногамия), The Intimate Couple (Близкая пара), Handbook for the Soul (Справочник души) и The Truth About Love (Правда о любви).

ВНЕ СЕБЯ

Когда мы попросили Пэт Лав рассказать о своей терапевтической катастрофе, т. е. о ситуации, когда она в силу тех или иных причин так и не смогла помочь клиенту, ей вспомнился случай с одной девушкой, которую направили к ней из университетского психологического центра. Клиентке едва исполнился 21 год. Она училась в вузе за пределами штата, однако после недавней попытки самоубийства была вынуждена взять академический отпуск.

Девушку, чуть не совершившую непоправимую ошибку под влиянием сильных эмоций, сначала положили в стационар местной психиатрической больницы, а после выписки она попала в заботливые руки Пэт Лав в рамках последующей реабилитации. “Мне предстояло проработать с ней сразу несколько эмоциональных проблем, — начала свою историю Пэт, — но поскольку главные причины ее неуравновешенного состояния, очевидно, скрывались именно в родительской семье, я предложила ей привести на следующую сессию своих родственников”.

Вспоминая эту роковую историю, Патрисия Лав задумчиво качала головой. С каждым ее словом перед нами все четче вырисовывались очертания надвигающейся терапевтической катастрофы. “Девушка восприняла мою просьбу, мягко говоря, неохотно. Было видно, что ее откровенно пугает перспектива собраться в кабинете у психотерапевта всей семьей. Больше всего она беспокоилась по поводу возможной реакции отца, который, судя по всему, был человеком волевым и категоричным. У моей клиентки были с ним крайне сложные и неоднозначные отношения, когда, с одной стороны, девушка панически боялась отца, а с другой — испытывала к нему сильную непреодолимую привязанность. То, что происходило между нею и ее отцом, можно было смело назвать нездоровой травматической связью”.