Терапевтическая катастрофа. Мастера психотерапии рассказывают о самых провальных случаях в своей карьере

Это был первый случай в карьере Пэт Лав, когда человек позволил себе по отношению к ней подобное поведение. В то время она попросту не была готова к подобному, у нее в арсенале не было нужных инструментов, чтобы с этим справляться. Интуиция пыталась подсказать ей правильный выход, но Пэт была слишком растеряна, чтобы воспользоваться такими советами.

“Самое интересное, что клиентка была нисколько не удивлена происходящим. Она говорила мне о характере своего отца, а я пренебрегла ее предупреждениями. Я думала, что покажу ей, как правильно вести себя в таких ситуациях. Когда мы с ее отцом сцепились у нее на глазах, она просто молча наблюдала за нами, словно для нее это было обычным явлением. Она прекрасно знала характер родителя и в прошлом не раз сталкивалась с подобным поведением. Для нее это была норма”, — рассуждала наша собеседница.

В итоге между Пэт Лав, клиенткой и ее отцом возник своеобразный конфликтный треугольник. “Это была очередная типичная сцена из разряда тех, что они регулярно устраивали друг другу дома. И девушка, и ее отец прекрасно знали, как устроена эта игра, и соблюдали ее неписанные правила. Я же в этой ситуации чувствовала себя случайным прохожим, который оказался не в то время не в том месте и угодил под перекрестный огонь”.

На этой задумчивой ноте Пэт решила закончить свое повествование. “Я бы с удовольствием рассказала вам больше деталей, но, честно говоря, сама уже не помню. Наверное, у меня сработал защитный механизм, и я вытеснила эти воспоминания”, — совершенно нехарактерным для нее извиняющимся тоном сказала Патрисия Лав, а затем поинтересовалась, подходит ли ее история под наше определение терапевтической катастрофы. Едва мы открыли рот, чтобы ответить, как Пэт неожиданно прыснула со смеху: “А я не рассказывала вам байку о том, как один мой друг и коллега незаметно задремал во время сессии? На какое-то время бедняга по-настоящему заснул и полностью потерял нить разговора, а когда резко проснулся, первым, что он услышал от клиента, было: «В общем, такая история. Я еще ни разу в жизни никому об этом не рассказывал». Вот это была катастрофа!”

Задорный смех Пэт Лав оказался заразительным. Мы посмеялись, немного разрядив обстановку и разбавив небольшой толикой юмора крайне серьезную и непростую тему нашей беседы. Впрочем, последовавший обмен подколками и добродушные шутки не могли прикрыть нотки горечи, до сих пор звучавшие в голосе Пэт. История дочери, которой она не смогла помочь, и отца, который задел ее за живое, до сих пор не давала покоя Пэт Лав.

Глава 16 Мы не так умны, как нам кажется Артур Фриман

Артур Фриман специализируется на работе с клиентами, страдающими различными расстройствами личности. Его можно смело назвать одним из выдающихся деятелей в сфере когнитивно-поведенческой терапии. Из-под пера Артура Фримана вышло более 25 книг на тему применения методов КПТ в работе с широким спектром разнообразных проблем. Его труды охватывают практически все сферы: от лечения хронических болей, расстройств личности и суицидальных тенденций до психотерапии детей, подростков и клиентов с пограничным расстройством личности (ПРЛ). Кроме того, Фриман является автором двух популярных книг, посвященных применению когнитивно-поведенческих принципов в повседневной жизни: Woulda, Coulda, Shoulda: Overcoming Regrets, Mistakes, and Missed Opportunities (Если бы да кабы: работа с сожалениями, ошибками и упущенными возможностями) и 10 глупейших ошибок, которые совершают люди.

Артур Фриман имеет ученое звание профессора и занимает должность заведующего кафедрой психологии в Филадельфийском колледже остеопатической медицины.

ОДИН ИЗ НАС ДОЛЖЕН ПОНИМАТЬ НАПРАВЛЕНИЕ ДВИЖЕНИЯ

Большую часть своей карьеры Артур Фриман посвятил работе с очень сложной категорией клиентов. Поскольку его “целевой аудиторией” выступают лица, проявляющие стойкие симптомы расстройств личности и других хронических патологий, у нас не было сомнений, что Артуру найдется, что нам рассказать. Потирая руки в ожидании свежей порции “фронтовых баек” и принимая во внимание необычную клиническую специализацию Арта Фримана, мы решили разобраться с определениями и выяснить, что в его понимании представляет собой терапевтическая катастрофа.

“Терапевтическая катастрофа — это ситуация, когда в процессе терапии возникают некие существенные препятствия, которые я изначально не учел, — ответил наш собеседник. — Мое главное рабочее правило: когда два человека встречаются в кабинете психотерапевта, хотя бы один из них должен понимать направление движения”. Дальше Фриман пустился в рассуждения о том, как многие психотерапевты, обученные работать по недирективному принципу, часто допускают одну и ту же ошибку и слепо следуют за клиентом, исходя из наивного предположения о том, что самому человеку виднее, что ему нужно. “Я с этим категорически не согласен, — отрезал Арт. — Если бы человек действительно знал, что ему нужно, ему бы не пришлось обращаться к психотерапевту. Он просто жил бы, двигаясь к своей цели и не тратя время на беседы со специалистом.

ХУДШИЙ ИЗ ХУДШИХ

Переходя сразу к делу, мы попросили Артура рассказать нам об одной из роковых ошибок, омрачивших его многолетнюю практику. Встречный вопрос Фримана нас заинтриговал. Заметно нервничая, Арт несколько уклончиво поинтересовался, действительно ли мы хотим услышать историю о “худшем из худших” провалов в его карьере или для книги будет достаточно “обыкновенного повседневного косяка”. Было очевидно, что наш собеседник все еще колеблется и до конца не уверен, стоит ли выносить на суд читателей ту терапевтическую катастрофу, о которой он вознамерился рассказать. Наконец, глубоко вздохнув, Фриман начал свое повествование.

“Джеральду было всего 16 лет. Ко мне на прием его направил школьный психолог. С недавних пор у мальчика начались сильные моторные тики, которые проявлялись как непроизвольное подергивание головы, и в школе решили, что ему не помешает консультация психотерапевта. Из-за тиков одноклассники дразнили его “припадочным”. По словам школьного психолога, парнишка прошел обследование, однако врачи так и не нашли у него медицинских или невралгических патологий, которые могли бы объяснить загадочный симптом. Джеральд был одаренным мальчиком, учился на отлично, но другие подростки его сторонились. У него совсем не было друзей ни в школе, ни во дворе”.

После получасового знакомства с Джеральдом Фриман пообщался с его родителями. С первых минут разговора стало ясно, что случай обещает быть не из легких. Отец с матерью переживали из-за состояния сына, тем не менее не хотели отдавать его на терапию. Похоже, они бы вообще никогда не ответили мальчика к специалисту, если бы на этом не настоял школьный психолог.

Фриман расспросил родителей о детстве и нынешней жизни Джеральда. Когда он упомянул об отсутствии друзей, мать презрительно фыркнула: “У него нет времени на друзей, ему нужно много заниматься. Если он не будет получать хорошие оценки, он никогда не поступит в приличный университет и не выучится на юриста”. “Вы в курсе, что у вашего сына нервный тик?” — поинтересовался у женщины Артур. “Конечно, — не растерялась она, — и что с того? У моего брата тоже нервный тик, а он, на секундочку, успешный предприниматель и держит магазин осветительных приборов. Он женат, и у него есть дети. Всем наплевать на его тики. С Джеральдом все будет нормально”.

“Вы знаете о том, что другие дети его дразнят, и, возможно, именно по этой причине у него нет друзей?” — не унимался Арт. Мать Джеральда ничего не ответила и только скорчила недовольную мину. В конце разговора Фриман спросил у родителей мальчика, есть ли у них вопросы к нему. “Да, у меня есть к вам два вопроса”, — неожиданно оживился отец. “Наконец-то!” — мысленно воскликнул Фриман, издавая вздох облечения, поскольку до этого мужчина сидел молча.

“Во-первых, мне понравилась музыка, которая играла у вас в приемной. Не подскажите, что это за радиостанция?” — наивно моргая, поинтересовался отец. Сказать, что Артур был удивлен, — значит ничего не сказать. “А второй вопрос?” — выдавил из себя Фриман. Присвистывая, мужчина окинул взглядом книжные полки на всю высоту стены, украшавшие кабинет Арта, и окончательно добил нашего собеседника: “Второй вопрос: а вы правда прочитали все эти книги?” “Больше у него вопросов не было”, — развел руками Артур.

На следующую сессию Джеральд явился один. “Поначалу парень вообще не хотел со мной разговаривать и лишь твердил, что ему не следовало ко мне приходить. Я поинтересовался у него, почему он так решил. Он ответил, что мама считает психотерапию пустой тратой времени. Ему пришлось самому добираться до моего офиса на метро и автобусе, потому что родители отказались его подвести. Не прошло и двух сессий, как мне удалось найти с ним общий язык, и Джеральд понемногу разговорился. Судя по всему, в глубине души парню хотелось выговориться, и он с радостью ухватился за подвернувшуюся возможность. Было видно, что мальчику одиноко, он чувствует себя в изоляции. Однажды он пожаловался на то, что с ним никто не дружит, но быстро осекся и практически в точности повторил недавние слова матери: у него нет времени на такие мелочи, потому что ему нужно хорошо учиться и поступать на юрфак. А еще у него были сестры тринадцати и пятнадцати лет, и все вместе они были вынуждены ютиться в одной спальне. Самое интересное, что у семьи Джеральда не было проблем с жилплощадью, родители могли бы выделить каждому ребенку по комнате, однако мать решила, что, если все дети будут спать в одном месте, ей будет проще за ними убирать и заправлять кровати”.