Терапия оглашенных. Хроники молодого психолога

– Спасибо, интересный вопрос. Конечно, мы это разбирали. Дело в том, что и раньше система была завернута на младшей. У них со старшей большая разница, и та выступала как такая вторая мама. То есть моя клиентка была дочкой всех. Теперь, с появлением бабушки, система нарушилась, потому что появилась другая точка, требующая родительского отношения, – потому что, по сути, за бабушкой сейчас нужно ухаживать, как за ребенком. И Ка… клиентка, скажем, Саша, оказалась лишним, по сути, дублирующим элементом, и вся система теперь не может перестроиться.

– Насколько это здорово – что с бабушкой нужно как с ребенком, как ты сказала? – спросил Клим.

– В данной ситуации это функционально. Бабушка объективно болеет.

– Я не очень разбираюсь в системном подходе, – отец Сергий говорил так, как будто он и не слезал со своей волны, – но и из того, что вы говорите сейчас, – ага, а он не на «ты», – слышится, что для этой девушки сейчас стоит задача узнавания себя в том, какая я без опоры в виде внимания. Как я сама по себе. Слышится, что то, что вы делаете, по сути, индивидуальная работа, в которой родители выступают как… простите за такое сравнение… балласт. Возможно, так как эта девушка еще не видит себя вне семейного контекста, она и на терапии не видит себя без них. Вы не рассматривали возможность индивидуальной работы с ней?

Марина задумалась.

– Нет. Это интересная мысль, что запрос, собственно, не на семейную работу. Но это меняет все.

– Да, возможно, но так, кажется, процесс проясняется. На самом деле вы уже работаете с ней, только пока сложно выделить ее из своей семьи. Возможно, как раз такой шаг мог бы стать очень терапевтичным.

Блин, мне нравится, как отец Сергий думает! Мне прямо нравится. Да и Марине, кажется, тоже понравилось.

– Как вы сейчас? – спросила Юлия Марину.

– Да, действительно, картина прояснилась. Я думаю, мне пока достаточно, потому что тут много чего нужно передумать. – Марина, до этого опустив голову куда-то вглубь тела, подняла ее и стала смотреть всем в глаза. – Спасибо всем.

– Здесь действительно, возможно, основной задачей было прояснить формат работы, – Юлия стала подытоживать. – А дальше, когда новый формат устаканится, могут возникать новые вопросы.

Многие снова начали понимающе кивать. Я бросила взгляд на часы. – Прошло пятьдесят минут встречи, значит, есть еще время для другого психолога. Ты пойдешь? Ты выступишь? – Не-е-е, я боюсь, я не готова. – Но смотри, как классно! Давай. Не зря же деньги платишь. – Послушать тоже бывает важно. – Избавь меня от этих клише. Давай, кролик, не трясись.

– У нас есть время для еще одного случая.

Воцарилась тишина. Почему воцарилась? Больше похоже было на то, что тишина сама порядком стыдилась себя в этот момент, ничего царского.

– Я думаю, я могла бы, – пропищала я. Все снова внутренне выдохнули.

– Здорово, София. Мы слушаем.

– В общем, случай такой. – Молодец, сказала «случай». – Клиентка, тридцать два года, отношений нет, работает певчей в нашем храме, а также репетитором музыкальной направленности. – Пока звучит гладко. – Основная моя проблема с ней… – слишком быстро перешла к проблеме, но поздно, – …заключается в том, что она… очень пассивно-агрессивная. Это воспитанная, умная девушка, которая постоянно жалуется на то, что ее все раздражает, и тебе не нужно делать много движений, чтобы раздражить ее тоже. Так вот. На самом деле наша работа двигается неплохо – мы занимаемся два месяца, да, – но у меня есть ощущение, что вместо того, чтобы говорить о ней, мы постоянно как будто подспудно перетягиваем какое-то одеяло… Вот про это ощущение, наверное, я и хотела бы поговорить.

Все смотрели на меня как будто недовольно.

– Какой у нее запрос? – спросил Клим.

– Как раз раздражение. Она хочет что-то делать с тем, что постоянно на всех злится.

– А как вы вообще с ней работаете? – добавила Марина.

– Обычная консультативная практика, – начала я оправдываться. – Говорим о чувствах, о детстве, об отношениях.

– Вы говорили о ваших отношениях? – продолжил Клим. Он пытается меня срезать, или я действительно дала недостаточно информации?

– Мы их поднимали… Я не могу сказать, что глубоко разбирали, потому что ей сложно говорить об отношениях… здесь и сейчас.

Тут многие закивали, как будто почувствовали запах психологической крови.

– А что вы чувствуете с ней? – вошла в разговор Юлия, и стоит признать, ее голос звучал на порядок мягче остальных.

– Я… страх. И вину.

– У меня вопрос, – вдруг включился сухой человек. У него тоже мягкий, юношеский голос, и когда он говорит, поднимает брови, как будто сам удивляется себя слушать, – к отцу Сергию, наверное. Мы вот вроде все знаем, что страх и вина – это плохо, да, – Юлия психологически поежилась от слова «плохо». – Но вот… трудно бывает себе объяснить, что не так со страхом и виной. В церковной жизни просто так складывается, что страх и вина – спутники смирения… Ну, «страх Божий», канон Андрея Критского.

– Да, в этом что-то есть, – поддакнула я, и +3 этому мужчине в моей внутренней табличке. Отец Сергий оглянулся на Юлию и хотел начать, но Юлия поняла его неверно и сама начала.

– Я слышу, что запрос Софии откликается. Как вы смотрите, если мы попробуем представить эти чувства психодраматически?

– Отлично.

Конечно, не совсем отлично, но лучше, чем строгие вопросы. Волнительно.

– Тогда я могу попросить тебя показать нам сцену из твоей работы с этой клиенткой? Где ты, где клиент?

Осмотревшись, я выбираю центр круга – первый образ при слове «сцена».

– Я вот здесь, – перехожу со стулом. – Клиентка… – вскакиваю за стулом, за которым приходится идти в самый угол к столам с чаем и неуклюже доставать его из стопки. Но я оживляюсь и двигаюсь скоро. – Этот стул даже похож на нее, у нее тоже широкие плечи.

– Выбери кого-нибудь на роль клиентки.

В дверь то ли стучат, то ли толкают, потому что она сразу же открывается, влетает девушка, занимающая сразу все внимание – и потому что ее ждали, и потому что пришла она громко и шумя пакетами, сумкой и одеждой, и потому что вообще она – тот еще персонаж.

– Дарья, добрый вечер! – встает отец Сергий, очевидно, она пришла от него. Все смешанно здороваются.

– Ох! Я знаю, что вы скажете про сопротивление, – машет она головой, разматывая шарф, – но, честно, банан, в общем, оказался вставшими железнодорожными путями, потому что, представьте себе, – ее совершенно не смущает, прервала она что-то или нет, – просто представьте – ночью – злоумышленники – как у Чехова прямо – срезали полтора километра кабеля! – Дарья начинает смеяться, и все неуверенно за ней.

– В общем, простите, простите, с меня шоколадка, – и она продолжает раскладывать пакеты, сумку, одежду, чтобы освободить себе стул.

– Дарья, сейчас мы в процессе работы, – мягче и мягче говорит Юлия, – но, София, если ты не против – Дарья, скажешь пару слов о себе?

– Я прихожанка отца Сергия, – начинает Дарья, усевшись, и трогает губы, возможно, беспокоясь за помаду, – точнее, бывшая, потому что вот, сейчас переехала в Подмосковье. В анамнезе я психодраматист, но кто из нас не подумывал сменить направление, да? – она игриво осматривает всех. – В общем, потихоньку начинаю заниматься христианской психологией, пока на волонтерстве, и признаюсь, что иногда ни черта не понимаю! Вот. Хочу пойти учиться в школу Василюка, если кто там был, буду рада совету, стоит ли того. Простите еще раз за опоздание. Если вы встретите идущего по Москве мужика с полутора километрами кабеля, передайте привет! Я все.