Терминатор 1938
Шрифт:
Ни хрена себе, вероятно весьма юноша флотский однофамилец, а может и дальний родственник режиссёру Анджею Вайде. Так-так-так, а ведь будущему светилу польского кинематографа сейчас 13 лет, а отца его, Якуба Вайду, советские части в плен захватят, а после будет пан Якуб расстрелян в 1940. Чёрт, в голове «заискрило». Вот они — издержки всезнайства и абсолютной памяти, когда информация на эмоции накладывается… Нет, бежать и спасать Якуба Вайду бесполезно, остаётся лишь уповать на изменения произошедшие в «генеральной линии» данной реальности.
А лейтёхе, похоже выпала ответственная миссия — вступить в переговоры с командованием Пинской флотилии
Хм, а ведь поляки, что служили в Пинской флотилии хоть и притопили в прежней реальности свои «коробки», но потом, уже в пехоте многие успели и с РККА поцапаться и с вермахтом. А при изменившихся исходных данных, после подвига эсминца «Гром» на Балтике, может и на Припяти передумают без боя гробить мониторы, бронекатера и канонерки бравые морские офицеры Речи Посполитой. Ясен пень, что авиация раскатает кораблики в хлам, но Советскому Союзу нужны неповреждённые суда, заполучив половину Польши товарищ Сталин возмечтает о большем. А там и Висла и Одер…
Пожалуй, погорячился, предложив парагвайским шпионам подслушивать совсекретные разговоры в вагоне-ресторане, ни хрена бы не поняли, кто что изрекает, жутчайшая разноголосица и дым коромыслом. Сидящие через столик авиаторы пьяно но дружно грянули про спокойствие границ и стальные руки-крылья, аж подстаканники запрыгали. Два майора артиллериста и танковый подполковник лишь неодобрительно скривились, но буйство «крылатого» старлея и двух лейтенантов-техников пресечь не решились. Тут, стопудово орден Боевого Красного Знамени на груди старшего лейтенанта и нога в гипсе (у стенки вагонной дрожат-вибрируют два костыля) перекрыли возмущение от борзости младшего по званию. Гипс свежий и гробанулся летун по дури — словил кочку на новой площадке (я не парагвайский шпион, могу все разговоры одновременно фиксировать и шум-гам не помеха). Другое интересно, всех «халкингольцев», за кем числятся пара-тройка сбитых самураев, велено перекинуть на запад, дабы при вероятном, а скорее неизбежном столкновении с польскими асами напрямую, в воздушном бою оценить степень их подготовки, сравнить с японцами, выявить сильные и слабые стороны как машин, так и пилотов.
Разумно, разумно. И здесь уже и ежу и ужу понятно — военно-политическое руководство СССР готовится к будущим битвам и сражениям, заглядывая ой как далеко за пределы пока ещё не добитой панской Польши.
Официантом трудится здоровенной и мрачный усач, сперва никак понять не мог, кого напоминает. Ба! Да вылитый же Руднев, комиссар Семён Руднев из «Думы о Ковпаке». Понятное дело, не нынешний реальный Руднев, а актёр позднесоветского периода. Чутко прислушивается угрюмо-вежливый общепитовец к разговорам застольным, всем видом своим демонстрируя недовольство расхлябанностью и разболтанностью красных командиров.
Я без вещей, всё по карманам пиджака разложено, потому сразу предупредил «Руднева» о намерении «посидеть до Минска», добавив четвертной к просьбе придержать полдюжины пива, не выставить жадным на алкоголь краскомам. Официант понятливо кивнул и держал место при редких моих выходах «проветриться». Когда до Минска
оставалось часа полтора-два, «Руднев» начал опускать плотные, в двойной брезент шторы на окна, решительно пресекая возражения поддатых выпивох.— Товарищи офицеры, светомаскировка, получен приказ из штаба округа.
Против приказа да из такого высокого штаба никто не возразил. Только дым табачный через пять минут превратил вагон-ресторан в настоящий газенваген. Хоть никотин и прочие дымы и смолы вред организму киборга не нанесут, ещё из первой жизни терпеть не могу вонь сигаретную (пардон, папиросную, сигареты здесь и сейчас не в моде) рассчитался, вышел в тамбур. До купе недалеко — вагон соседний с рестораном. И тут явственно так, «в цвете-запахе» вспомнился фильм Станислава Говорухина «Благословите женщину», эпизод как ехала главная героиня с мужем-полковником к месту службы супруга и утром 21 июня накрыли их поезд «Юнкерсы». На секунду даже показалось — сейчас начнётся, захотелось рвануть дверь, сломаю без вопросов и прочь из вагона, в лес, подальше от опасности.
Стоп! Стоп! Тысячу раз стоп! Сейчас не июнь сорок первого, сейчас сентябрь тридцать девятого. И — «уже не совсем тот сентябрь». И в моих силах сделать ещё более «не тот июнь», того самого страшного и кровавого сорок первого…
Глава 15
На Рижском взморье воздух свеж…
Но! Не песню о девушке Симоне, единственной и неповторимой на всём побережье, собираюсь исполнять для благодарной аудитории белоэмигрантов — Юрия Сиверса и Анатолия Пашковца, вовсе нет. Пылкие юноши ведут недавнего знакомца, Павла Корчагина (дёрнул же чёрт так обозваться, правда «под Конкина» не закосил, в своём природном, «от мамы с папой» облике шествую) на суд грозной подпольной организации, спорим, что название угадаете (с трёх раз уж точно) ибо контора поименована предсказуемо громко и грозно — «Белый орёл»…
То, что беглец из СССР взял себе псевдо комсомольца, воспетого Николаем Островским, «русобалтов» несколько корёжило, но говорило в их пользу — читают, даже и советскую закордонную литературу изучают, всерьёз собираются свергать большевизм.
За первую неделю пребывания в славном городе Риге ой как много чего случилось, если считать от знакомства в абсолютно бЕндеровском стиле с конюхом Палычем к коему напросился на постой, спасения Юрки Сиверса от местных костоломов, до встречи с «дамой сердца».
На конюшне «лёжка» обустроена чисто на всякий случай, непросто группе захвата подобраться — окрестных шавок Палыч прикормил изрядно. К тому же, несмотря на октябрьскую прохладу, на сеновале конюшни ассенизаторской конторы удивительно дивно ночевалось. Ну а «выхлоп» от бочек-говновозок с человеческими испражнениями перекрывался кучей экологически чистейшего конского навоза, что у ворот конюшни «росла». Что нам, киборгам-попаданцам вонь, тем более не свиньи, не «человеки» навалили, а кони — благородные животные!
Гостеприимный хозяин выделил видавший виды, но тёплый, «ещё с царских времён» тулуп и подзаряженный «Контактом» лишних вопросов не задавал, разве что воспоминаниям иногда предавался, как оно было распрекрасно в ранешние времена, пока за сербских студентишек-бомбистов царь сдуру не решил вступиться. И вроде не обижает Иван Палыча латышская власть, и при царе и при Республике как служил при дерьмовозках, так и продолжает, без карьерных взлётов и падений — стабильность. Но! Раньше были времена, а теперь — моменты, да-с, судари!