Терновый Оплот

— Откуда ты знаешь, кому… — дворф прервался, взгляд его стал подозрительным. — Ты — одна из них.

Бронвин вздохнула.

— К сожалению. Неужели, все так плохо?

— Может быть, — проворчал он и посмотрел на неё. — То, что ты сделала для моего клана — это дела Арфистов?

— Нет, — решительно сказала она, несмотря на подозрение, что возражения могут лишь поколебать дворфскую уверенность. — Это — личное.

— Ладно, — он удовлетворенно кивнул. — Тогда скажи, куда пойти, и я начну действовать.

Бронвин заспешила вверх по лестнице, поднимаясь в свою комнату. Выдворив пару прыгавших на кровати детей, она уселась за письменный стол. Под фальшивым дном ящика обнаружились листы пергамента, носившего личную печать Хелбена Арансана. Эта руна, его символ, давала написанному на листе силу. Арфисты, которыми он управлял, должны были использовать такой пергамент только в самых критических случаях. Бронвин владела лишь двумя. Опустив перо в чернильницу, женщина начала писать письмо Брайану Мастеру Меча.

Даже во время письма, Бронвин мысленно оценивала последствия своих действий. Хелбен узнает кем и когда был использован один из его специальных пергаментов. Брайан, бывший обычным торговцем, тихим и скромным человеком, слыл хорошим другом архимага. История дойдет до руководителя Арфистов слишком быстро.

И что же, подумала она, делать дальше?

Эта мысль не давала ей покоя. Всю жизнь ей говорили, как поступать. В рабстве ей не дозволялось ничего. Став торговцем антиквариатом, она принимала поручения и выполняла их. Методы были её собственными, и Бронвин гордилась своей находчивостью, однако задания поступали ей извне. То же самое можно было сказать и об её членстве в Арфистах. Первым решением, которое она могла бы назвать по-настоящему своим, было спасение из рабства клана Каменной Шахты. Она гордилась этим и более не желала мириться с тем, чтобы все её решения и впредь диктовались кем-то другим.

Но было ли все в действительности так? Даже в качестве раба она сама выбирала свой путь. Она упорно работала, продавая камни, и прежде, чем стала взрослой женщиной, научилась создавать поддельные драгоценности лучше любого из слуг своего господина и даже господина собственной персоной. Он проявил к ней интерес и научил её изготавливать редкие произведения, которые они копировали и продавали, как оригинальные. Бронвин проявила настоящую любовь к старым прекрасным вещам, которые попадали ей в руки. В отличие от неё, вещи имели прошлое. Историю. Истории значили гораздо больше, чем сами предметы. И потому она умоляла господина позволить ей изучать историю вещей — она утверждала, что так могла бы сделать свои репродукции лучше, меньше отличавшимися от оригинала. Эта идея понравилась господину, и Бронвин начала путь, которым шла теперь. Когда хозяин умер, сын его продал магазин, включая рабов. Она купила свободу, предложив себя в подмастерья охотнику за сокровищами, который вел дела с её хозяином. Вскоре, она двинулась своим путем. И, с удивлением осознала она, идет им до сих пор.

Бронвин долго сидела, пытаясь переварить это открытие. Затем, она медленно кивнула и закрутила пергамент в свиток. Спустившись по задней лестнице, она шагнула в переулок. У магазина сапожника, располагавшегося за две двери, всегда находился гонец или пара.

Посланник был молодым человеком, хорошо известным Бронвин. Она протянула ему свиток, снабдив инструкциями и дополнительной серебряной монетой, а затем легким шагом вернулась в магазин. Каким бы ни было это предприятие, она справится с ним как всегда — по-своему.

* * * * *

Эбенайзеру потребовалась большая часть двух часов, чтобы собрать своих сородичей и заставить их покинуть магазин.

— Как коты бродячие, а, — ворчал он, вытаскивая последнего из дверей. Взгляд, полный чистой и отчаянной благодарности, брошенный ему Элис, вызвал у него кривую улыбку. Представители рода Каменная Шахта, вне всякого сомнения, были наказанием. Он лишь надеялся, что у таинственных «друзей» Бронвин были кирки, и достаточно большие, чтобы решить эту проблему.

Как только дворфы вышли на улицу, проблем стало больше. Магазин Бронвин располагался на Улице Шелка, обитатели которой считали свои ботинки слишком хорошими для ходьбы. Необычные кареты с грохотом неслись мимо, влекомые вперед упряжками лошадей.

— Поглядите, какие мулы, — удивился Бентон, двоюродный брат, который до своего пленения никогда не покидал туннелей.

— Как они заставляют четырех бежать в одном направлении? — потребовала Тарламера, чей опыт общения с мулами заключался в выпасе небольших грязных групп животных, почти таких же упрямых, как она сама. Клан держал нескольких, чтобы перевозить драгоценные камни и руды из самых отдаленных рудников.

Мысль об этом подсказала Эбенайзеру выход.

— Хэй, шахтеры! — крикнул он. — Размер туннеля — семь. Построиться по рангу.

Клан бросился по местам с готовностью, рожденной многолетней практикой. Туннель размером семь значил, что три дворфа могут шагать в ряд, а ранги в клане были простыми — в начале — старейшины. Каждый дворф знал, где он стоит по отношению к любому другому, поэтому они отыскали места достаточно легко. Единственным вызовом традициям стал сам Эбенайзер, который возглавил колонну. Никто не возражал, так как рыжебородый дворф был единственным, кто когда-либо посещал город прежде.

Он вел их вниз по Улице Шелков, мимо магазинов, переполненных модными штуковинами, которые, казалось, так обожали люди. Дворфы не отставали ни на шаг, однако, когда они приблизились ко Двору Шутов, ароматы, дрейфовавшие от Могучей Мантикоры, вызвали у некоторых родственников задумчивые вздохи. Эбенайзер знал кое-что о владельце таверне. Полудворф, но лучший их представитель. Бочка Спирту, вот как его звали, в честь задницы, большой, словно бочка. Когда Боч был спокоен за сохранность таверны, он вспоминал некоторые из своих дворфских привычек. Вне всяких сомнений, из таверны доносился запах мяса рота, обжаренного на вертеле, фаршированного грибами и вкуснейшим черным рисом, который обильно прорастал в болотистых овражках, скрытых среди дворфских гор. Кажется, Боч всегда имел жаркое из рота, и было на свете мало запахов, столь же сильно заставлявших течь дворфские слюни.

— Эй, брат! — крикнул грубый женский голос. — Я догоняю.

Эбенайзер поднял руку к губам, чтобы скрыть улыбку. Он слишком долго прожил среди людей, если заметил юмор в обычном дворфском способе «попросить разрешения». Тарламера поспешила остановиться рядом. Некоторое время, они шли молча. Эбенайзер ждал, когда сестра заговорит.

— Мы должны вернуться во владения клана, — приказала она.

Этого он и боялся. И знал, что момент настал. Тем не менее, он попытался отговорить её.

— И как ты собираешься это сделать? Нас осталось не так много, чтобы отбить туннели, а тем более — удерживать их. Люди, стащившие тебя первый раз, вернутся. И второй урожай будет легче.

Женщина нахмурилась и сложила руки на груди.

— И что нам тогда делать?

— В городе есть дворфы, — сказал он. — У Бронвин есть друзья, которые помогут найти работу. Мы двинемся вперед. Вперед. Обустроим жизнь.

Тарламера сердито уставилась на него.

— Похоже, ты слишком высокого мнения об этих людях. Горные дворфы в городе? Что это за жизнь?