Терновый венок надежды
Шрифт:
Было видно, что он уже готов взорваться от негодования. Причем, не из-за вызывающего поведения Жо, а из-за собственного бессилия: ведь никак не мог противостоять тому, что предстояло совершить. Все мы были еще не готовы отпускать нашу крошку во взрослую жизнь, причем отнюдь не человеческую, а полную вампирско-полукровского безумия; мы не готовы были ее отправлять в дальнее, полное бед, боли и предательств, плавание серди, порой, излишне бездушных мелких кораблей и жестоких громадных флотилий. Конечно, всегда будем рядом и изо всех сил стремиться ее оберегать, однако... это не умаляет наш, родительский, страх...
– А тортик? – ехидно улыбнулся Шон.
(и
– Нет, спасибо, - все так же сдержано, вежливо, но с нотками злости, ответил Матуа.
– Жо? – любезно поинтересовался у девчонки Крег, но уже без этого нелепого выражения лица.
– Нет, спасибо. С меня и сока хватит.
Повисла неловкая тишина.
Тягучие минуты...
И вдруг отозвалась виновница "торжества":
– Ладно, - тяжело вздохнув, нелепо шлепнула ладонями по коленям, а затем, резко отодвинувшись от стола, уверенно отчитала, - я пойду к себе. Никто не против?
Короткий вдох – встала и, не дожидаясь нашего участия, спешно подалась прочь.
Дать ей скрыться за дверью, и я первая решилась вступить в бой:
– Если хотите, я возьму это на себя.
Молчаливые рассуждения - и несмело закивала головой Мария.
– Если честно, мы на это и надеемся. Сама понимаешь, трудный возраст. Она нас не то, что не слушается, а в прямом смысле слова - не слышит. Порой мне кажется, если бы она меня увидела стоящей на голове, то даже бы не отреагировала, не заметила. Я не знаю, что с ней творится. Стала замкнутой, молчаливой. Ничего у нее не спросишь, ничего ей не скажешь - все в штыки, и мы с Луи - словно самые жуткие враги на всем белом свете. Мигеля тоже ни во что не ставит, посылая его заниматься своим делом. У меня уже руки опускаются. Честно, я не знаю уже, что с ней делать.
– Ничего с ней не надо делать, - вдруг резко вклинился в разговор Шон, перебивая слова отчаявшейся матери.
– Это - возраст такой. Каждый день что-то важное случается. Причем, то, что для вас - мелочь, для нее, непременно, будет трагедией. И, поверьте, у них проблем гораздо больше, чем у нас. А все потому, что помимо судьбы, подкидывающей им испытания, они сами себе многое надумывают и доделывают. И это я сужу и по себе, и по совей сестре, и по своим друзьям. И прочим особям и вещам, с которыми мне довелось столкнуться. И самое интересное во всем этом то, что... кто-кто, а отнюдь не родители теперь им за искреннего собеседника. Это - норма. Это нужно принять... и пережить. Благо, есть те, кто в этот сложный период краха прежних устоев и построения нового моста к вам, к маме и папе, выслушает, поймет, поддержит и подскажет. Это - друг. И дай Бог, он будет достойный, мудрый и честный. В вашем случае - Виттория. Иногда еще - Мигель и я. Подходим ли? Решайте сами.
Но учтите, прошло то время, когда она цеплялась за вашу руку. Смиритесь, Жозе выросла. Взгляните на нее: еще год - и перед вами расцветет бутон, явив прекрасную женщину. Нет, безусловно, для меня, как и для вас, она всегда будет маленькой русой девочкой, которой на встречу хочется привести не духи и цветы, а игрушку. Однако, это - неправильно. Нельзя останавливать жизнь, замедлять рост... лишь потому, что мы еще не готовы. Она - готова. А это уже - приговор. Вы та мораль, которую сейчас отнюдь не хочется слышать. Вы - та совесть,
которую скорее ненавидишь за устыжение, за осуждение, за непонимание, за советы и преграды. Вит, ты тоже не наседай на нее с этой ее переменой. Пусть делает, что хочет, главное, чтобы не во вред себе. Я не говорю полностью наплевать на нее. Отнюдь нет! Но отпустите девчушку - пусть она расцветет. А если что, каждый всегда готов ей подставить свое плечо. Мы всегда рядом. Не рубите побеги... иначе всем достанется, а она все равно прорастет, вот только уже криво и совсем не там и не так, где и как следует. Чем больше давление - тем сильнее сопротивление. Это - физика. Это - жизнь. Вспоминайте себя в свои семнадцать и принимайте разумные решения. И тогда, вполне вероятно, этот мост быстрее достроится... и уже другом для нее станет не кто-то со стороны, а вы - сами...Печально опустила я голову.
Подруга...
А ведь Шон прав. Если для меня она всегда была дочерью, то для нее я, в первую очередь, - подруга. А почему бы и нет? По-моему, нынче это самый большой комплимент, на который от нее можно рассчитывать.
Так и быть.
Моя роль определена. И, во что бы то не стало, я с ней справлюсь.
Взгляд на Матуа.
– Луи, ты не против?
Молчит. Скрипит зубами. Хмурится... Но еще тягучая минута сопротивления - и обернулся. Взгляд в глаза.
– Только не отдай ее Эйзему.
– Я быстрее умру, - вполне серьезно отчеканила я.
Миг - и ухмыльнулся.
– Или сожжем все дотла, - съехидничал Луи Батист.
Коварно улыбаюсь.
– Или сменим Орден.
Рассмеялся.
– Не дай ей наделать ошибок.
– Не дам. Тут без вариантов.
В какой-то момент мне показалось, будто мы с Матуа делим власть над нашим общим ребенком. Невольно, резко метнула взгляд сначала на Шона, затем на Марию.
Ревности и неверных мыслей на их лицах не проступало.
Облегченно выдохнуть. Встать. Взгляд на друга.
Улыбнуться.
– Просто, верь мне. Кто, если не я?
Иронически ухмыльнулся.
– Действительно...
Глава 88. День рождения
***
– Жо, к тебе можно?
– несмело приоткрыла я дверь и замерла, выжидая вердикт.
– Виттория, разве я тебе когда-то отказывала?
Ехидно улыбнулась. Смелые шаги внутрь.
– С Днем рождения!
– Неужели уже перевалило за полночь?
– вполне искренне удивилась моя малышка.
– Да. И … час ноль три, так что ты, моя девочка, уже родилась!
– Мама спит?
– Нет, все ждут внизу. Мария хотела прийти, н-но… побоялась тебя лишний раз злить.
– И правильно. Ненавижу праздники.
Игриво подмигнула я бровью, играя с ее фантазией.
– Даже со мной?
Обмерла моя девочка. Волнительные рассуждения и вдруг повела, взывая к интриге:
– И-и-и,… что это значит? – дерзкая ухмылка.
– Ты у нас девушка теперь взрослая. Мама говорит, жаждешь быть независимой?
Застыла. Словно волной обдали - устыдилась, помрачнела. Тяжело сглотнула ком взорвавшегося негодования и четко, мерно проговорила, словно мантру:
– Независимой, взрослой и неповторимой.
– Делай все так, как я скажу, и эту ночь не забудешь никогда.
Забавно выгнула та бровь, изображая интерес и удивление.
Обмерла в предвкушении.
– Верь мне, моя красотка. И твои семнадцать – это будет что-то, - вполне искренне, но с затаившимся ужасом в душе, проговорила я.