Терракотовые сестры

Пиявка за окном резко лязгнула своей сотней зубов и начала биться в стекло всем телом. Другие тоже подползли. Их тела конвульсивно дергались в унисон. Трещины становились все глубже.

Спазм подступал к горлу Мэри. Ей не хватало воздуха от отвращения и от дыма. Он наполнил всю кабину. У Джоан слезились глаза.

– Если мы выберемся живыми, археолог Мэри Лу Говард, я лично тебя убью, – плакала она. – Из-за тебя все! Из-за тебя!

– Точно, из-за меня! – В гудящей голове Мэри все встало на свои места. – Только скажи мне, типа мама Гарри Поттера, откуда ты знаешь мое полное имя? Я тебе его не говорила! И байкеров никаких не было, я про них наврала, чтобы не говорить, что жених меня бросил. Ты кто сама будешь, а?

И негритянку вдруг прорвало:

– Да никто я! Это просто халтура была: подошли двое белых мужиков на заправке, сказали: «Ты по 75 трассе через индейский лес поедешь? Там нашу дамочку вытащи из кювета, она нам позвонила. Ее Мэри Лу Говард зовут. А мы тебя догоним по дороге». Триста баксов дали за тебя. А кому они лишние?! Надо было не связываться с тобой, гадина! Знала же, что через индейский лес поеду, да еще и в туман, да еще и ночью!

Другие черные склизкие гадины уже почти пробили окно.

– Точно, индейский лес! И мой страх пиявок! – Говард закашлялась, но поняла уже почти все! Дрожащими руками она рванула уже истлевшую ткань рюкзака. Пластина раскалилась и жгла руки. Но как только ее извлекли на воздух, засверкала, заиграла светом, как уголь в костре, сквозь пепельную оболочку. Тотемная птица восседала на двойном полукруге из треугольников. Пиявки за стеклом замерли и сжались.

– Работает! Ага! Мы их остановим, дорогая! Страх боится света! А сон разума рождает чудовищ! – воскликнула Мэри Лу. Воодушевившись, она взглянула на озлобленную напарницу. Та вроде тоже криво улыбнулась. Пиявки за окном сжимались и скукоживались, если свет от пластины попадал на них. Сжимались, но работы своей не прекращали.

Мэри Лу огляделась и резко дернула зеркало в кабине. То оторвалось, Мэри Лу тут же приставила его к пластине. Джоан разразилась бранью, но отраженная птица (их же стало две!) заставила пиявок умерить пыл.

– Свет! Дай мне свет! – закричала Говард.

– Под сиденьем твоим есть большой фонарь, – утерев слезы рукавом, сказала Роулинг. С ее стороны пиявок почти не было. Мэри нагнулась и пошарила свободной рукой, но ничего не нашла.

– Нет тут ни…

Но в этот момент она резко вылетела из машины вместе с креслом.

– Из-за тебя все – вот и вали, археолог! – Джоан тоже все поняла. – Нет тебя, нет проблем! Счастливого полета! Там озеро, а ты ж не тонешь!

Пиявки исчезли как по мановению руки, и тяжелый «Стерлинг» пошел быстрее. Лобовое боковое стекло со стороны пассажира тут же осыпалось градом мелких осколков в салон. На лобовом стекле и кузове оставалось много царапин.

Двое черных мотоциклистов на черном «Патруле» остановились у обочины и подобрали оброненную пластину пепельного металла. На ней индейский тотемный орел держал в когтях шипастую змею, похожую на пиявку.

Один из байкеров спешно набирал СМС с кодом 972: «Сыграли точно. Морок удался. Внучку отправили через озеро. Талисман остался у нас. Возможны осложнения…»

Глава 5

«…Может быть, это и лучше, что больше двух тысяч лет я не видел Кали. – Таких мыслей Кайно сам боялся, но они появлялись все чаще в последнее время. – Какой стала госпожа после разлома в ту роковую ночь? Как перенесла его?» И не желая углубляться в мысли такого рода, Кайно резко вывернул руль вправо. Маленький впрыск адреналина в кровь. Голова загудела, как от похмелья. Чтобы Кали случайно не услышала сомнений в мыслях возлюбленного. С другой стороны, она не возражала, когда он попросил в знак их союза, «в обмен на душу», как говаривали в Средние века в Европе, власти над женским полом. Хотя, может, потому и не возражала, что очень быстро надоели Кайно плотские утехи во всех видах. Знала, что, оставаясь недосягаемой и самой первой, останется самой прекрасной, желанной, а потому – лучшей? Что ей не будет равных и соперниц, пока они все во плоти, а она – в голове? Великая Кали – жгуче-яркое воспоминание и непревзойденный советчик. А кто та, что посапывает рядом?! Так, очередная смазливая игрушка… Что с ней станет потом, да какая разница?!

Вот и поворот к морю. Съехать с шоссе и внимательно смотреть по сторонам. Да, изменилось многое и в то же время – почти ничего. Бурые скалы, редкая зелень. Оазисов стало больше. Кибуцы делают свое дело: отвоевывают землю, цепляются за каждый клочок. Пара лет – и новая плантация. Упрямые муравьи.

В одном из таких поселений и стоит домик матери. Это давно уже не навес из пальмовых листьев, а маленький салон красоты, при котором живет хозяйка. Солевые ванны, массаж, притирания по древним рецептам – туристы довольны, местным – еще пара нелишних шекелей налогов. И никто не помнит, как бабушка Мириам тут оказалась. Она всегда здесь была. Спросите любого! Любой вам скажет! Любой любит поговорить о замечательных людях своего кибуца! А какие у бабушки пирожки с финиками! Ойц-ойц-ойц! А вы созванивались? К бабушке Мириам надо заранее записываться, у нее очередь клиентов. Потому что руки волшебные!

– Точно-точно, волшебные, – хрипло смеется Кайно и оглядывается по сторонам. Люди Абдуллы уже здесь: кто-то торгуется за пару апельсинов, двое делают вид, что ищут главного здесь, что-то привезли, мол, по заказу. Сам Абдулла просто уселся в тени: в его комнате сломался кондиционер, а где же этот мастер?! Это только те, кого Кайно знает, видел раньше, но да не о них речь: – Проводишь меня к дому этой волшебницы? Я благодарен буду…

Да тут недалеко, любой проводит! Но Кайно настаивает, и словоохотливая попутчица – сероглазая грудастая девица в бесформенной футболке и джинсах под стать – уже в его джипе.

И правда недалеко. Большинство кибуцев выстроены по одному образцу: в центре – столовая, актовый зал, конторские помещения, библиотека, вокруг них – жилые домики, парки, детские сады, учебные классы и спортивный зал. Производство вынесено на окраину поселка, туда, где начинаются сельскохозяйственные площади. А в этом еще и море недалеко. Туристы тоже дают доход. Подле каждого дома – травяной газон, цветы, кустарники. Все дороги в кибуце асфальтированы. Основной внутрикибуцный транспорт – велосипед. Все пялятся на открытый джип. Старики, у которых проблемы с движением, катят по дорожкам на немецких инвалидных колясках с электромотором.

– Разъезжать на автомобилях в пределах жилой зоны запрещено, – кричит вслед Кайно кто-то из старожилов.

– А я пешком не хожу, – дерзит Кайно и видит округлившиеся глаза спутницы. – Тебе попадет завтра? Ты теперь плохая девочка?

– Уже сегодня, за ужином. – Та потупилась.

– Не бойся, малышка. Верь мне, не попадет.

Он точно знал, что сегодня – не попадет. А она поверила, как все верят уже почти две тысячи лет…

Вот ее дом. Кайно сам это почувствовал. Типичный для кибуца кондоминиум, на две семьи. Перед домом под навесом – своеобразная терраса, где вечером, когда опускается прохлада, семья в полном составе проводит время за ужином. Завтракают и обедают кибуцники обязательно вне дома, совместно, в общей столовой. С кем же мать ужинает тут каждый вечер? Кто теперь ее семья? Орден Равновесия? Или Орлангур навещает? В образе любителя массажа и соляных ванн? Кайно поймал себя на мысли, что злится, капает ироническим ядом. Сам или это Кали заставляет, решил не разбираться.

Девица порывалась уйти сразу, как только авто остановилось. Но Кайно ухватил ее за пухлую по-детски ручку: если бабушки Мириам нет дома, то он не станет дожидаться – поедет обратно и подвезет красивую девушку туда, откуда похитил. Кстати, как зовут ее? О, какое красивое имя – Эсти!.. Она снова растаяла и пошла за ним, как овца на бойню.

– Ну, здравствуй, мама, – и Кайно выбил дверь плечом и втащил Эсти за собой. Она послужила живым щитом.

Мать ждала его, держала сюрикены наготове. Три из них попали в девушку.