Террариум черепах

Быть с тобой. Быть с тобой. Быть с тобой. Быть с тобой. Быть с тобой. Быть с тобой. Быть с тобой. Быть с

тобой. Быть с тобой. Быть с тобой. Быть с тобой. Быть

с тобой. Быть с тобой. Быть с тобой. Быть с тобой.

– Я не знаю, - бормочу я. - Я никогда не

задумывалась.

– Задумайся.

– Я всё равно уеду.

– Я знаю.

– Но ты же знаешь, что я всё равно люблю тебя?

– Но ты же знаешь, что это ничего не меняет?

***

Солнечно. Бледно-жёлтые палящие лучи июньского

солнца слепят глаза, и я жмурюсь. Подол моего тёмно-

синего платья длиной чуть ниже колена развевается на

ветру. Воздух, пока ещё недостаточно прогретый, холодит

голые плечи и руки. Но мне не холодно. Я вновь

смотрю на солнце и снова жмурюсь. Смотрю на

пробивающийся сквозь верхушки деревьев свет. Берёзы,

едва-едва позеленелые, слегка покачиваются. Прослеживается

рябь на высыхающих лужах.

Мимо проходит фигуристая длинноволосая шатенка в

ярко-красном коротком платье без бретелек. Красивая, но

слишком ярко накрашенная. Идеальная смуглая кожа,

высокие каблуки. Художник провожает её заинтересованным

взглядом. Я хмыкаю.

– Понравилась?

Он тут же поворачивает голову ко мне.

– Я даже не смотрел.

Я в ответ усмехаюсь и приподнимаю брови.

– Серьёзно?

Хотя на самом деле мне вовсе не весело. Но если

уж на то пошло, чему тут удивляться? Она красивая.

Она высокая. И она в красном.

– Видишь то здание? - вдруг спрашивает Володя,

указывая влево. Там стоит недавно построенный жилой

дом из сэндвич-панелей. Ярко-жёлтый с тёмно-красными

квадратами.

– Вижу.

– А теперь посмотри на то.

Поворачиваю голову. На другой улице, прямо напротив,

стоит обыкновенный серый кирпичный дом.

– Ну и?

– Дом из сэндвич-панелей привлекательный и яркий, а

ещё он блестит на солнце. Строить здания из таких

панелей намного проще и быстрее. Экономичнее. С

кирпичом всё намного сложнее, к тому же, он дороже.

Зато намного надёжнее, простоит дольше. Да и кирпичные

дома теплее. Кирпичный дом для тех, кого не прельщает

иллюзия яркой новизны и пустой блеск.

У меня чуть челюсть не отпала от той пламенной

тирады, что он сейчас изрекал.

– Ты только что сравнил меня со зданием, я правильно

поняла?

– Да, - кивает Володя с умным видом.

Я смеюсь.

– Ты что, серьёзно?

– Это метафоры, милая.

– Это было охренительно.

Мы подходим к парку.

– Что ты собираешься делать? - спрашиваю.

– Ну, так как денег у нас нет, мы будем жульничать.

– И что, прости, значит жульничать?

– Значит, пользоваться какими-либо услугами или

товарами, не имея при этом возможности заплатить за них.

– Хм, недурно.

Мы подходим к колесу обозрения и останавливаемся

рядом.

– И начнём мы, пожалуй, с него, - говорит.

– И как мы это сделаем?

– Мы дождёмся, когда та бабулька включит аппарат,

зайдём с другой стороны от неё, перелезем через забор,

залезем в кабинку и прокатимся с ветерком.

У меня чуть глаза на лоб не полезли.

– Ты чё, охренел?

– Что тебя не устраивает? Прекрасный план.

– А если поймают?

– Ну и что? Четвертуют, что ли? Колесо обозрения

тем и хорошо. Там не проверяют надёжность креплений,

как на американских горках.

– Я не буду в этом участвовать.

– О, она запускает, пошли!

Художник тут же схватил меня за руку и ринулся к

колесу.

– Володя!

– Не вопи. Ты привлекаешь внимание. Пойдём.

Он быстро перелез через низенький заборчик, забрался

по лесенке и спокойно залез. И плевать, что могут засечь. Я тоже перелезаю через заборчик и подхожу к колесу.

Кидаю быстрый взгляд на служащую лет шестидесяти. Той

вообще наплевать на происходящее вокруг, она треплется

с какой-то бабкой. Видимо, отвечающей за другой

аттракцион. Я осторожно ступаю по ступенькам, всё ещё

глядя на неё.

– Аня.

Я оборачиваюсь, и Володя, уже стоя в кабинке, низко

наклоняется, хватает за руки и утягивает в кабину. Я тут

же падаю на лавку и неодобрительно смотрю на его

довольное лицо.

– Понравилось? - спрашивает.

– И в чём смысл?

– В том, чтобы не платить.

– А может, тебе нравится ощущение запретного, а?

– Может.

– Да ты ещё больший подросток, чем я!

Ветерок развивает мои длинные распущенные волосы,

пока кабинка колеса неспешно крадётся на самый верх.

Я оборачиваюсь и смотрю на город с высоты. Это

необыкновенно. Может, даже лучше, чем автобусы.

– Нравится? - спрашивает Художник, замечая мой

восторженный взгляд.

– Я на колесе обозрения лет десять не была! -

отвечаю. - Последний раз меня сюда ещё папа водил.

Я тут же осекаюсь, запрещая себе говорить или

даже думать о грустном. Не здесь и не сейчас.

– Куда ещё тебя папа водил? - осторожно спрашивает

Володя, видимо осознавая, что я могу в ту же секунду

замкнуться в себе и отказаться говорить на эту тему.

Зря волнуется. Порой мне кажется, что с ним я могу

говорить на какую угодно тему.

– В зоомагазин, - улыбаюсь я. - Мама не любила

животных, а я в детстве хотела себе черепашку, потому

что я очень люблю черепашек.

– Любишь черепашек? - изумляется он.

– Ну, да. Они такие спокойные и неспешные… Они