Террариум черепах
Шрифт:
Быть с тобой. Быть с тобой. Быть с тобой. Быть с тобой. Быть с тобой. Быть с тобой. Быть с тобой. Быть с
тобой. Быть с тобой. Быть с тобой. Быть с тобой. Быть
с тобой. Быть с тобой. Быть с тобой. Быть с тобой.
– Я не знаю, - бормочу я. - Я никогда не
задумывалась.
– Задумайся.
– Я всё равно уеду.
– Я знаю.
– Но ты же знаешь, что я всё равно люблю тебя?
– Но ты же знаешь, что это ничего не меняет?
***
Солнечно. Бледно-жёлтые палящие
солнца слепят глаза, и я жмурюсь. Подол моего тёмно-
синего платья длиной чуть ниже колена развевается на
ветру. Воздух, пока ещё недостаточно прогретый, холодит
голые плечи и руки. Но мне не холодно. Я вновь
смотрю на солнце и снова жмурюсь. Смотрю на
пробивающийся сквозь верхушки деревьев свет. Берёзы,
едва-едва позеленелые, слегка покачиваются. Прослеживается
рябь на высыхающих лужах.
Мимо проходит фигуристая длинноволосая шатенка в
ярко-красном коротком платье без бретелек. Красивая, но
слишком ярко накрашенная. Идеальная смуглая кожа,
высокие каблуки. Художник провожает её заинтересованным
взглядом. Я хмыкаю.
– Понравилась?
Он тут же поворачивает голову ко мне.
– Я даже не смотрел.
Я в ответ усмехаюсь и приподнимаю брови.
– Серьёзно?
Хотя на самом деле мне вовсе не весело. Но если
уж на то пошло, чему тут удивляться? Она красивая.
Она высокая. И она в красном.
– Видишь то здание? - вдруг спрашивает Володя,
указывая влево. Там стоит недавно построенный жилой
дом из сэндвич-панелей. Ярко-жёлтый с тёмно-красными
квадратами.
– Вижу.
– А теперь посмотри на то.
Поворачиваю голову. На другой улице, прямо напротив,
стоит обыкновенный серый кирпичный дом.
– Ну и?
– Дом из сэндвич-панелей привлекательный и яркий, а
ещё он блестит на солнце. Строить здания из таких
панелей намного проще и быстрее. Экономичнее. С
кирпичом всё намного сложнее, к тому же, он дороже.
Зато намного надёжнее, простоит дольше. Да и кирпичные
дома теплее. Кирпичный дом для тех, кого не прельщает
иллюзия яркой новизны и пустой блеск.
У меня чуть челюсть не отпала от той пламенной
тирады, что он сейчас изрекал.
– Ты только что сравнил меня со зданием, я правильно
поняла?
– Да, - кивает Володя с умным видом.
Я смеюсь.
– Ты что, серьёзно?
– Это метафоры, милая.
– Это было охренительно.
Мы подходим к парку.
– Что ты собираешься делать? - спрашиваю.
– Ну, так как денег у нас нет, мы будем жульничать.
– И что, прости, значит жульничать?
– Значит, пользоваться какими-либо услугами или
товарами, не имея при этом возможности заплатить за них.
– Хм, недурно.
Мы подходим
к колесу обозрения и останавливаемсярядом.
– И начнём мы, пожалуй, с него, - говорит.
– И как мы это сделаем?
– Мы дождёмся, когда та бабулька включит аппарат,
зайдём с другой стороны от неё, перелезем через забор,
залезем в кабинку и прокатимся с ветерком.
У меня чуть глаза на лоб не полезли.
– Ты чё, охренел?
– Что тебя не устраивает? Прекрасный план.
– А если поймают?
– Ну и что? Четвертуют, что ли? Колесо обозрения
тем и хорошо. Там не проверяют надёжность креплений,
как на американских горках.
– Я не буду в этом участвовать.
– О, она запускает, пошли!
Художник тут же схватил меня за руку и ринулся к
колесу.
– Володя!
– Не вопи. Ты привлекаешь внимание. Пойдём.
Он быстро перелез через низенький заборчик, забрался
по лесенке и спокойно залез. И плевать, что могут засечь. Я тоже перелезаю через заборчик и подхожу к колесу.
Кидаю быстрый взгляд на служащую лет шестидесяти. Той
вообще наплевать на происходящее вокруг, она треплется
с какой-то бабкой. Видимо, отвечающей за другой
аттракцион. Я осторожно ступаю по ступенькам, всё ещё
глядя на неё.
– Аня.
Я оборачиваюсь, и Володя, уже стоя в кабинке, низко
наклоняется, хватает за руки и утягивает в кабину. Я тут
же падаю на лавку и неодобрительно смотрю на его
довольное лицо.
– Понравилось? - спрашивает.
– И в чём смысл?
– В том, чтобы не платить.
– А может, тебе нравится ощущение запретного, а?
– Может.
– Да ты ещё больший подросток, чем я!
Ветерок развивает мои длинные распущенные волосы,
пока кабинка колеса неспешно крадётся на самый верх.
Я оборачиваюсь и смотрю на город с высоты. Это
необыкновенно. Может, даже лучше, чем автобусы.
– Нравится? - спрашивает Художник, замечая мой
восторженный взгляд.
– Я на колесе обозрения лет десять не была! -
отвечаю. - Последний раз меня сюда ещё папа водил.
Я тут же осекаюсь, запрещая себе говорить или
даже думать о грустном. Не здесь и не сейчас.
– Куда ещё тебя папа водил? - осторожно спрашивает
Володя, видимо осознавая, что я могу в ту же секунду
замкнуться в себе и отказаться говорить на эту тему.
Зря волнуется. Порой мне кажется, что с ним я могу
говорить на какую угодно тему.
– В зоомагазин, - улыбаюсь я. - Мама не любила
животных, а я в детстве хотела себе черепашку, потому
что я очень люблю черепашек.
– Любишь черепашек? - изумляется он.
– Ну, да. Они такие спокойные и неспешные… Они