Террариум черепах

– И после этого ты хочешь, чтобы я относилась к

тебе серьёзно? Да ты же ребёнок и поступки у тебя

ребяческие. Пытаешься что-то кому-то доказать - бросаешь

учёбу, уходишь из дома, набиваешь татушку… Да всё,

что угодно, кроме нормальных взвешенных решений.

Он хмыкает, встаёт со стула, подходит к дивану и

садится рядом со мной на корточки.

– И что, по-твоему, такое нормальное взвешенное

решение?

– Эм… - я вдруг не знаю, что ответить.

– Познавательно.

– Ну уж точно не набивание татуировки! - нахожусь я.

– Я-то думал, тебе понравится.

Я вздыхаю.

– Зачем?

– Хотел доказать тебе.

– По-детски как-то.

– А я по-другому не умею. Это ведь ты у нас

взрослая.

Я усмехаюсь и цитирую:

– Ты иногда забываешь, что мне одиннадцать.

– И то верно.

– Где ты был всю неделю? - выпаливаю.

– Пил, - спокойно отвечает Володя.

– Почему перестал?

– Взял себя в руки.

– Серьёзно? - скептически интересуюсь я.

– Олег приходил, - всё же признаётся.

– Что сказал?

– Что я идиот.

– Почему?

– Потому что не борюсь.

– И тогда ты пошёл и сделал тату?

– Ну, сначала я опохмелился.

– Я люблю тебя.

– А я тебя.

Что я теперь маме скажу?..

Сто семь

Моя, можно сказать, райская жизнь началась с ночного

кошмара. Мне снилось, что Володя уходит от меня. Я

стою посреди огромной улицы, пустой, за исключением

деревьев, обступивших длинную, без конца и края,

асфальтированную дорогу и низко склонивших к ней

свои понурые головы. И вот стою я на этой самой

дороге, бледно-жёлтый закат окрасил усталые деревья в

мутно сизый цвет, асфальт тускло поблёскивает в лучах

заходящего солнца. Я вижу, как Володя уходит. С

каждым шагом он всё дальше и дальше от меня, мне

кажется, будто нас разделяют тысячи километров. Тогда

я зову его, но он не отзывается. Я кричу его имя

снова и снова, захлёбываясь отчаянием, но всё тщетно.

Меня окутывает липкий неприятный страх. Нет, не страх.

Паника. Я в панике. Она, словно удавка на шее, медленно,

но верно душит, лишая остатков здравого смысла. Я громко

кричу. Чувствую поток горячих слёз. Продолжаю кричать.

Кричать и рыдать.

И проснулась я, как уже повелось, рыдая. Я осознала,

что звала Володю не только во сне, но и наяву. Но на

этот раз, впервые за всё время, он рядом. Невозможно.

Невозможно выразить силу огромного чувства облегчения,

окатившего меня с головы до ног, когда я услышала его

хриплый, приносящий успокоение голос и поняла, что не

одна в своей одинокой пустой комнате, как было раньше.

Я просыпаюсь в кровати Художника. Оглядываюсь.

Полумрак. Так как я всегда просыпаюсь в шесть, нетрудно

догадаться, сколько сейчас времени. Осторожно, чтобы не

разбудить Володю, выбираюсь из постели. Останавливаюсь

перед своей хаотично валяющейся на полу одежде и пару

секунд меланхолично пялюсь на них. Прямо цирк устроила.

Дорогие шмотки напялила. Туфли. Которые, кстати,

расклеились от сырости. Чёртов дождь. Жалко их. Мама

расстроится. Наклоняюсь и поднимаю кремовую блузку с

коротким рукавом и брюки. Смотрю на них, раздумывая на

черта мне всё это. Затем надеваю. Предстоит тяжёлый

разговор с мамой. Но это позже.

Сто восемь

Когда я была совсем маленькой, папа катал меня на

своём автобусе. Он был водителем и много работал. Так

же на него часто сваливалась починка разного транспорта.

Папа был профи в том, что касалось автомобилей.

Легковых и огромных. Даже один раз на тракторе меня

катал. То ещё развлечение! Кататься на автобусе мне

нравилось безумно. Особенно, когда там никого не было.

Я всегда любила забраться на самое высокое сиденье и

смотреть в окно, потому что с высоты автобуса это

кажется невероятным. Казалось. В моём возрасте. Однако,

двенадцать лет прошло, а страсть к автобусам осталась.

– Хочешь поговорить о его пагубном влиянии на тебя?

Я приподнимаю бровь, ёрзая в кресле. Чувствую себя

так, будто мама после этого разговора вынесет мне

приговор: «казнить, нельзя помиловать».

– Нет.

– А твоих побегах из дома посреди ночи из-за него?

– Нет.

– А о сексуальной стороне ваших отношений?

Ёрзаю ещё больше.

– Точно нет.

– Но она ведь есть?

– Да.

– Наконец-то слышу что-то кроме «нет».

– Чего ты хочешь?

– Хочу знать о жизни своей дочери не меньше, чем

она сама.

– Поговорим о сексе с Володей? Что ж, давай.

– Ты спишь с ним?

– Да.

– Давно?

– Недолго. До этого мы были друзьями, если помнишь.

– И когда всё началось?

– Когда Макс закрутил с Верой.

– И ты решила отомстить?

– Боже упаси. Просто мы тогда впервые тр… ты

поняла, в общем.

– А потом?

– А потом как-то закрутилось и вот.

– Что - «вот».

– И вот мой парень.

– Он развращает тебя.

– Он не может никого развращать. Он - самый

хороший человек из всех, что я когда-либо знала.

– Сними розовые очки, Энни. Он разгильдяй, каких

ещё поискать.

– Я тоже не святая.

– Ты другая, Энни. Ты очень умная, целеустремлённая

и сильная. Твой «парень» утянет тебя на дно.

– Не утянет.

– Энни, он живёт в доме на колёсах.