Территория Альфы

Вот тогда я и испытал чувство полёта от того, что подобная вещь в единственном экземпляре оказалась именно у меня. Я почувствовал себя особенным. У меня получалось отрываться от земли. Раньше я о такой своей способности и не подозревал.

В таких кедах нельзя было появляться в школе. Но я уже не расставался с ними большую часть лета, и мне было плевать на предстоящие регулярные походы в кабинет директора.

Ощущение счастья было сильнее, чем то чувство страха, которое предполагалось испытывать при каждом посещении директора. Я не то чтобы боролся за своё право ходить в школу именно в этих кедах. Я просто не в силах был отказаться от того, чем обладал. В итоге меня вместе с моими красными кедами оставили в покое.

Не знаю, что испытывали другие ребята, когда становились обладателями новых, экстравагантных вещей. Но я тогда понял одно – я понял, что хорошая вещь может открыть в человеке способности, которые раньше в нём спали. Способности, которые делали его счастливым.

И ещё понял, что не сама вещь приносит радость, а тот особый мир эмоций и ощущений, ключом к которому является эта вещь.

Не знаю, сумел ли я, пока росла моя дочь, оградить её от реализма – не от реальности, в которую рано или поздно все мы приземляемся. И если повезёт, то можно будет сравнить себя с кошкой, упавшей на все четыре лапы. А от того реализма, который изначально отменяет право кроить жизнь по таким лекалам, до которых ещё надо дорасти, – и в результате плодит сволочей и ублюдков.

Когда есть свой нравственный ориентир, тогда независимое мнение – чудесная вещь.

* * *

В основном воспитанием дочери занималась Тамара. Я больше наблюдал. По разным причинам.

Сначала реабилитация после аварии. Я был привязан к квартире, закован в гипс, но, как мог, помогал жене. Варил кашу, выжимал соки, вставал к ребёнку по ночам, стирал пелёнки. Памперсы в нашей стране тогда ещё не появились в широкой продаже, а если бы и появились, у нас вряд ли бы хватило на них денег. В общем, всё, что было в моих силах, я делал.

А после реабилитации уже было не до каких-то там отношений. Всё слишком перевернулось.

Я оклемался после аварии, вышел на работу, год дослужил и уволился из армии. Понял: если останусь – будущего у моей семьи не будет. А тогда было возможно уйти по собственному желанию.

И страна была уже другая – новая страна, неизвестная страна.

Меня не пугали все эти перемены. Слишком молод я был, чтобы бояться. Но по-любому требовалось время, чтобы понять, что происходит вокруг и кем можно быть в этом уже новом мире.

И вот началась жизнь.

Становление бизнеса захватило меня полностью. Это было время, когда страна стала похожа на челночный муравейник.

Мы с братом занялись коммерческой деятельностью, связанной с лекарствами. Сделали ставку на аптеки. Мы уже тогда понимали, что такое логистика. И не занимались междусобойчиком, перекидывая товар из города в город.

Тамара перевелась на заочный, продолжала учиться и занималась ребёнком.

У нас с женой было много сложных моментов. Некоторые из них я хорошо помню. А некоторые вспоминаю как фон к другим, более ярким и значимым эпизодам.

Это как смотреть в калейдоскоп, в котором ограниченное количество камней и цветов. Но при малейшем движении картинка меняется. И то, что видишь ты, уже не увидит другой.

Никогда нельзя одному конкретному человеку точно зафиксировать, «как было». Чаще всего фиксируется: «как казалось» или «как хотелось бы». Но «казалось» и «хотелось» – у каждого своё.

Не сомневаюсь, что у Тамары может быть своя версия наших с ней отношений. И возможно, она кардинально отличается от моей.

Но вот что одинаково, так это неизменная цепочка реакций на одни и те же поступки человека, с которым находишься в длительных отношениях: удивление – восхищение – раздражение – равнодушие.

Если справиться с равнодушием и как-то пережить этот период, то, наверное, можно узнать что-то новое в системе человеческих взаимоотношений.

Я пока не сумел зайти так далеко.

Видел фильмы, где герои проявляли свои сверхспособности и выходили на другой уровень отношений. Себя спасали, зрителей радовали. Но это всё игры супергероев.

Сам я считаю – чтобы справиться с раздражением и равнодушием в реальной жизни, надо быть или слабоумным, или просветлённым.

Может быть, когда-нибудь я сумею увидеть следующие звенья.

К определённому моменту жизни накопилось много вопросов, и для меня не ответить на них означало приблизительно то же самое, что захлебнуться в собственном дерьме. Причём добровольно. А меня такое положение вещей не возбуждало.

Новый жизненный ритм формировал и новый подход к удовлетворению своих желаний.

Вокруг меня были разные женщины. Я как бы жил со многими из них, – они были в моей голове, – но сказать, что с кем-то из них было что-то похожее на отношения, – нельзя. И не потому, что эти женщины были какими-то не такими. Все они по сути своей нормальные женщины, все желали полноценных отношений.

Возможно, я сам не мог ответить на их потребность любить. Я сам ждал определённого толчка внутри себя.

А пока меня не торкнуло, жил как живётся: в ярком калейдоскопе из женских особей. Называется это блядством: когда понравилась – и получил. Это было такое спонтанное удовлетворение желаний.

* * *

Бьянку я встретил в Амстердаме. Оказался там по приглашению приятеля, выходца из России, к тому времени осевшего в Европе. Он мне и показывал местные достопримечательности. И при его участии я познакомился с Бьянкой.

Неожиданно для себя я увидел ту, которую не рассчитывал увидеть в тех краях. Местные дамы были пресными и одинаковыми. Молодость их не спасала. Мой глаз ни за что не цеплялся. И я не искал романтики. Только Де-Валлетьес, квартал Красных Фонарей.

И тут такая роскошь, яркая, чем-то похожа на Тамару. Но более зрелая, она и была старше моей жены. И оказалась той редкой для меня женщиной, с которой мне сразу захотелось секса.

Бьянка работала в магазине «Versace», в отделе женской одежды. В тот раз я покупал много одежды, и мне понадобились помощь и внимание персонала.

И то и другое я получил от Бьянки.

Помощь и внимание русской девушкой чаще всего трактуются совершенно иначе, чем от неё требуется в предлагаемых обстоятельствах. Если ей по роду деятельности положено быть любезной и при этом ей самой хотя бы чуть-чуть симпатичен объект внимания, тогда за каждым её действием, за каждым жестом, можно видеть нечто большее, чем только желание выполнить свою работу хорошо.

Она посылает такие флюиды, что всё происходящее нельзя воспринять иначе, как готовность перевести отношения в иную плоскость, где мужчине будет принадлежать не только эта конкретная женщина, но и как приложение к ней все её проблемы сразу, а также проблемы её мамы, бабушки и сестёр, если таковые имеются. Чем больше русская девушка старается, тем больше у неё неразрешимых, с её точки зрения, проблем.