Террор гладиатора

Едва Герасимов вошел, Никитин нажал на селекторе кнопку вызова секретарши.

– Да, Алексей Степанович, – мгновенно отозвалась та, готовая к любому поручению.

– Верочка, меня пока нет. Ни для кого. Особенно – для Кремля. Я – улетел в Поволжье. В Ульяновск и Казань. Буду вечером. Ясно?

– Ясно, товарищ генерал! – Верочка была исполнительна и по-собачьи предана хозяину кабинета, у дверей которого сидела еще в брежневские времена. Впрочем, она была одинаково предана каждому из его хозяев, которых на ее памяти сменилось уже около десятка. И так же будет предана любому следующему.

– Ну? Давай сначала ты, – сказал Никитин севшему за его длинный т-образный стол Герасимову, давая понять, что и у него есть какие-то новости. – Удалось Коробову найти что-нибудь?

– Он этого не знает, товарищ генерал, – ответил Герасимов, никогда не упускавший возможности слегка подколоть командира «Белой стрелы», всегда раздражавшего его своей прямолинейностью и патологической неспособностью делать выводы, выходящие по сложности за пределы таблицы умножения. – Удалось или не удалось, это только мы с вами должны решать...

– Короче! – поморщился Никитин, который и сам знал об ограниченности Сереги Коробова, который сменил его на должности командира спецотряда, но, ведь, именно потому Никитин его и назначил своим преемником на этом месте. Чтобы обезопасить свой тыл. Зато, по крайней мере, он не ждал со стороны Коробова никаких особенных интриг, к которым тот просто был не способен.

– Здание станции значительно разрушено взрывом газа, да к тому же – сильно обгорело во время возникшего после взрыва пожара. Причина взрыва газа, скорее всего, – тротиловый заряд, которым был взорван один из компрессоров. Минут через двадцать газ был перекрыт, станция горела еще несколько часов, пока ее удалось потушить пожарной опергруппе из Ульяновска. Выгорело также окружающее станцию хлебное поле. К сожалению, пожарники поработали на совесть, все залили пеной и разломали все, что удалось сломать. Коробов сообщает, что обнаружены пять трупов – трое охранников и два инженера.

Герасимов сделал паузу, привлекая внимание Никитина к тому, что хотел сказать далее.

– Меня, честно говоря, больше всего заинтересовал характер телесных повреждений, причиненных убитым. Это единственная «личная роспись» человека, который там побывал, по которой можно судить о его индивидуальном почерке. Так вот. У охранника, дежурившего у ворот, свернута шея, подбородок смотрит в сторону спины. Один из инженеров задушен, с помощью липкой клеящей ленты ему заклеили дыхательные пути. У второго человека, обслуживавшего станцию, гаечным ключом проломлен череп. Удар был настолько сильным, что ключ застрял в голове, его удалось вытащить только в морге. Наиболее интересны...

Герасимов слегка запнулся и поправился.

– ...Я имел ввиду, наиболее информативны способы убийства двух других охранников. Судя по расположению трупов и характеру повреждений они оказали серьезное сопротивление нападавшему, которому пришлось бороться против них двоих одновременно. И обоих он убил, что говорит о его высокой профессиональной квалификации. Один из охранников оказался проткнут насквозь охотничьим ножом, судя по всему, принадлежавшим второму охраннику. Обращает на себя сила пришедшегося в живот удара, поскольку, нож, пройдя в тело, вонзился в половую доску, из которой его извлечь не удалось. Кроме того у него же зафиксирован сильный вывих ноги, ступня вывернута на сто восемьдесят градусов...

– Постой, постой! Я не понял, – остановил его Никитин, – как это – извлечь не удалось? Труп в морг доставили?

– Да, – подтвердил Герасимов, – доставили, но – вместе с выпиленным из пола фрагментом половой доски. Удар ножом был неправдоподобно сильный. Словно там Кинг Конг побывал.

– Что со вторым охранником? – спросил задумчиво поджавший губы Никитин.

– Со вторым еще интересней. Коробов сообщает, что орудие убийства не обнаружено, но впечатление у него сложилось такое, что обширная рваная рана в груди нанесена тупым твердым – деревянным или металлическим – предметом, диаметр которого сантиметров восемь-двенадцать. Орудие убийства раздробило охраннику грудную клетку, сломало ребра и грудину в районе солнечного сплетения и разорвало внутренние органы, особенно – легкие. Смерть наступила практически мгновенно, в момент удара.

Герасимов тяжело перевел дыхание. Он никогда не служил в оперативной службе, с трупами и убийцами общался только мысленно, анализируя информацию, и кровавые подробности вызывали у него что-то вроде легкого приступа «морской болезни».

– Интересен еще и такой факт, – продолжал Герасимов. – В душевом помещении, наименее пострадавшем от пожара, были обнаружены следы крови. Скорее всего,и это говорит о том, что преступник либо пострадал в схватке с охранниками и был ранен, либо смывал с себя кровь убитых им людей. Обнаружены также обгоревшие фрагменты одежды со следами крови. В то же время – один из инженеров, а именно – тот, что был удушен. оказался раздетым. Вероятно, убийца, испачкавший свою одежду во время борьбы с охранниками, вынужден был принять душ, смыл с себя следы крови и воспользовался одеждой одного из инженеров.

– Что ты мне всю эту херню коробовскую пересказываешь? – разозлился вдруг Никитин. – Душ какой-то, блядь... Смерть в момент удара... На хер мне это все? Ты свои выводы давай.

Однако никаких особых выводов у Герасимова не было. Информация была не слишком обширна, чтобы выудить из нее что-либо определенное. Но для таких ситуаций у начальника аналитического отдела всегда был в запасе ход, который он называл «фэнтези» – он просто подсовывал начальству какую-нибудь оригинальную версию, не подтверждавшуюся имевшейся в его распоряжении информацией, но и не опровергавшуюся. Замечание Никитина его тоже разозлило. Что он, в самом деле, ясновидящий, что ли? И он решил воспользоваться этим своим приемом.

– Хорошо, перехожу к выводам. Человек, совершивший терракт на компрессорной станции, одного роста и телосложения с инженером, одеждой которого он воспользовался – то есть, ничего особенно примечательного – средний стандарт. В первые часы после терракта одет был в джинсы фирмы «Lee» и черную поношенную рубашку с коротким рукавом. Возможно – легко ранен. Теперь – профессиональная характеристика. Приемами рукопашного боя владеет в совершенстве, очень силен, склонен к убийствам с особой жестокостью. Вполне вероятно, что тупой предмет, раздробивший грудь одного из охранников – это его кулак...

– Стой, – резко оборвал его Никитин. – Ты сказал достаточно много. Но из того, что ты сказал, следует еще один вывод.

Никитин посмотрел на него в упор.

– Что ты знаешь его имя.

«Как бы не сесть сейчас в лужу...» – мелькнуло в голове у Герасимова. Но отступать было уже поздно. В его распоряжении был только один ответ. Им ему и пришлось воспользоваться.

– Знаю, – сказал Герасимов.

– Кто? – переспросил Никитин.

Герасимов собрался с духом. Если он сейчас ошибется, это может стоить ему карьеры. Но ведь есть вероятность, что и угадает.

– Иван Марьев, – уверенно сказал Герасимов, – Отмороженный.

– Верно, – кивнул головой Никитин. – Я и сам так думаю.

«Однако...» – подумал Герасимов. Больше никаких мыслей в его голове не было.

Никитин, не замечая состояния своего главного аналитика, прошелся по кабинету в явном возбуждении. У него достаточно было и мыслей, и версий, и предположений. Из которых он упорно склонялся к одной. Может быть, ему просто хотелось, чтобы именно эта версия оказалась истинной, может быть, его интуиция, значительно более развитая, чем у Герасимова, подсказывала этот вариант, но до уверенности в своей правоте ему оставался всего один шаг. Нужно было связать вместе, в один узел, все торчащие пока в разные стороны концы.